Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Леопольд написал также Гримму, поблагодарил барона за доброе отношение к Анне Марии и Вольфгангу и спросил, имеются ли в Париже для его сына хоть какие-нибудь перспективы.

Однако Леопольду не давала покоя одна мысль – так ли неизбежна была смерть Анны Марии? Он представлял себе, как она лежит там одна, среди чужестранцев, и это невыносимо мучило его. Потом вдруг ему пришло в голову, что нужно немедленно вернуть сына назад из Парижа, пока этот город не погубил и его, вернуть даже в том случае, если, как он надеялся, Гримм сообщит радостную весть, что дела Вольфганга налаживаются.

В течение следующей недели многие друзья Моцартов нанесли им визиты и выразили свое соболезнование. Леопольда весьма тронули эти знаки внимания, и тем не менее визит графини Лютцов, заподозрил он, был продиктован еще и другими соображениями.

Хотя Леопольд считал музыкальный вкус графини несколько странным и изменчивым, но она была одной из самых влиятельных особ в Зальцбурге: приходясь племянницей Колоредо, графиня располагала большим влиянием при дворе. Леопольд принял ее в Танцмейстерзале.

Графиня хорошо помнила этот концертный зал – не раз бывала она здесь на уроках музыки. Но сегодня, принимая ее в Танцмейстерзале, Леопольд как бы подчеркивал значимость ее визита, и она понимала это.

Поговорив о том, какой чудесной, жизнерадостной женщиной была Анна Мария и какой ужасной утратой явилась ее смерть, графиня спросила:

– Что же теперь собирается делать Вольфганг?

– Что вы имеете в виду, ваше сиятельство? В Париже Вольфганг пользуется огромным успехом.

– Но до меня дошли слухи…

– Что его новая симфония получила бурное одобрение на концерте, который почтил своим присутствием Людовик XVI, на концерте духовной музыки, – раздраженно и решительно перебил ее Леопольд. – И что фаворит Марии Антуанетты Новерр заказал Вольфгангу музыку к своему балету-пантомиме, а герцог де Гинь, наперсник и советник короля и королевы, уверовал в гений Вольфганга и стал его покровителем и учеником.

– Но вы ведь всегда были такой дружной семьей. Жить вдали от родных – это не для Вольфганга.

– То же самое говорила и моя дорогая жена. А теперь он там совсем один. – Как ни старался Леопольд держать себя в руках, на глаза у него навернулись слезы.

– Музыка здесь в плачевном состоянии. Фишетти нас покинул, а Лолли умирает. Придворная капелла очень нуждается в пополнении.

– Знаю. В последнее время я работал за троих.

– Его светлость это ценит. И потому считает, что вам нужна подмога.

Леопольд сомневался, действительно ли это беспокоит Колоредо, но сказал:

– А как насчет Михаэля Гайдна? Он очень способный музыкант, когда…

– Когда не пьет. А пьет он почти все время. Поэтому он и впал в немилость у его светлости. А теперь, когда у любовницы Брунетти появился незаконнорожденный ребенок и все об этом узнали, назначение его капельмейстером может привести к скандалу.

Ловкий маневр заставить его заговорить о сыне, подумал Леопольд и умолк.

– Кроме того, после смерти Адельгассера мы испытываем большую нужду в органисте.

– Значит, его светлость хочет иметь органиста, который умел бы к тому же хорошо играть на клавесине и сочинять музыку. Разве такого найдешь?

– Итак, вы сами видите, господин Моцарт, мы оказались в очень затруднительном положении.

Еще бы, торжествовал про себя Леопольд, но вслух сказал:

– Я не имею чести знать никого, кто отвечал бы требованиям его светлости.

Графине вдруг стало не под силу предложить то, ради чего она сюда явилась.

– Более того, я никогда не посмел бы рекомендовать кого-то его светлости, ибо чрезвычайно трудно найти музыканта, который подошел бы ему во всех отношениях.

– Браво! Какая жалость, что вы не на посту министра!

– Вы не хотите услышать мое искреннее мнение? – Леопольд снова замкнулся.

– Напротив, господин Моцарт. Именно поэтому я и пришла к вам.

– Ваше сиятельство, вы изволите мне льстить.

– Ни в коем случае. Вы разбираетесь в вопросах музыки, как никто другой в Зальцбурге. Вы побывали в Лондоне, в Париже, почти во всех музыкальных центрах Европы. Вам лучше знать, кто подойдет на это место, и кто нет.

– Кого бы порекомендовали вы, графиня?

– Вольфганг вызывал всеобщее восхищение повсюду, где бы ни выступал.

– За исключением Зальцбурга!

– Включая Зальцбург!

– Поэтому моего сына и уволили?

– Он сам попросил об увольнении, господин Моцарт.

– Его светлость дал нам понять нечто совсем иное.

– Его светлость был занят тогда другими делами: Баварией, Австрией, Пруссией, возможным вражеским нашествием. Его очень опечалила весть о кончине вашей супруги. И он шлет вам свое соболезнование.

– Его светлость все еще гневается на Вольфганга?

– Он, собственно, никогда на него не гневался. Был немного раздражен, и только.

– И однако, его светлость по-прежнему предпочитает иностранцев хорошим, одаренным немецким музыкантам.

– Теперь-то нет. Господин Моцарт, не могли бы вы написать сыну?

– О чем, ваше сиятельство?

– Ну, для начала о месте соборного органиста.

– Не могу! Сын мой посмеется над таким предложением. Да одно только жалованье никак не устроит его.

– Сколько же он потребует?

– Он ожидает заработать в этом году в Париже по крайней мере тысячу гульденов.

– Адельгассер получал всего триста гульденов.

– Но вам нужен не только органист. Вам нужен клавесинист, дирижер, композитор, и лучшего, чем он, вам не найти.

– Без сомнения. Но тысяча гульденов – огромная сумма.

– Потому, я полагаю, обсуждать это дальше бесполезно. Я ценю вашу заинтересованность, графиня, и знаю, что ваша главная забота, так же как и моя, – поднять музыку в Зальцбурге на более высокий уровень. Но мне следует заботиться и о будущем сына, ему нужны и другие гарантии. Например, предоставление регулярных отпусков, чтобы писать оперы. А пока мы только попусту тратим время, обсуждая этот вопрос.

– Обо всем придется подумать, но, возможно, нам удастся в конце концов прийти к обоюдному согласию.

Леопольд чувствовал себя настоящим Макиавелли – до чего ловко он заставил графиню выболтать тайные желания Колоредо – и гордился тем, как ему удалось повернуть дело. Но когда он сел писать Вольфгангу с Намерением поведать о предложении архиепископа, ибо, что бы там графиня ни говорила, а это было предложением, – он сознавал, что сын не поддастся на уговоры так легко, как он. Поэтому Леопольд особо подчеркнул:

«Я пишу, дорогой Вольфганг, вовсе не затем, чтобы уговорить тебя вернуться в Зальцбург, у меня нет ни малейшей уверенности, что архиепископ сдержит свое слово. Но если что-нибудь из этого и получится после всех моих стараний, они предложат тебе самые выгодные условия. И в случае, если тебя постигнет неудача в Париже, а к этому всегда надо быть готовым, отношение к тебе станет здесь гораздо лучше, чем прежде».