Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

После того как двадцатипятилетний Моцарт пролежал несколько дней, вспоминая в горячечном бреду оскорбление, нанесенное ему графом Арко-младшпм, камергером (точнее – оберкухмистером) его светлости князя-архиепископа зальцбургского, 20 июня 1781 года он писал отцу: «…сердце делает человека благородным; и если я и не граф, то благородства во мне больше, чем в любом графе, а дворецкий или граф, который меня оскорбляет, – негодяй». Германия в то время была раздроблена па сотни карликовых государств, хозяева которых – вассалы императора Священной Римской империи германской нации – были наделены не столько могуществом, сколько феодальной заносчивостью. И Моцарт рано начал понимать ничтожество этих «владык», к числу которых принадлежал и его бесславный повелитель, граф Иероним Колоредо, младший брат любимца Марии-Терезии, впоследствии имперского вице-канцлера и князя Франца де Паула Гундаккара I.

И уже в раннем детстве, чем больше погружался гениальный ребенок в тайны «искусства дивного», тем больше росла в нем вера в высокое достоинство человека, овладевшего этими тайнами. Эта вера укреплялась пристальным вниманием к этическим проблемам и неразрывной связи их с подлинно художественными образами, связи, объясняющей великие свершения Данте и Леонардо, Шекспира а Моцарта, Пушкина и Шопена, Гоголя и Флобера, Врубеля и Скрябина. Внимательно знакомясь с биографиями как этих титанов художественного творчества, так и многих других мастеров, можно – правда, весьма схематически – представить себе их путь к вершинам человеческой мудрости и созидания следующим образом.

Первым этапом этого пути, соответствующим характеру одаренности человека, следует считать начальные твор ческио опыты, которыми бывают то ранние стихи, то небольшие музыкальные пьесы, то рисунки. Наряду с накоплением (у Моцарта – беспримерно стремительным) профессионального опыта происходит и стимулирующее эти опыты расширение интеллектуального опыта, иными словами – приобретение знаний в самых различных областях. На этом, втором, этапе формируются и зачатки мировоззрения, связанные с попытками обобщить полученные знания и вместе с тем расширить их.

Нет сомнения, что довольно рано (вспомним дневники Гофмана!) мастер оказывается на подступах к формированию третьего, завершающего, этапа созревания его интеллекта и личности. Данный этап характеризуется обращением к глубоким этическим проблемам, жгучий интерес к которым приходит, как правило, в относительно поздние годы – достаточно сравнить «Новую жизнь» и «Божественную комедию» Данте или «Руслана и Людмилу» и «Медного всадника» Пушкина, недолгий и горький век которого лишний раз подчеркивает относительность понятия «поздние годы».

Но Моцарт погиб, даже не достигнув возраста Пушкина. И слова о том, что «сердце делает человека благородным», перекликаются с высоким тезисом Данте о cor gentile (благородном сердце) и с вопросом Пушкина: «Что значит аристократия породы и богатства в сравнении с аристократией пишущих талантов?» И чье сердце оказалось благороднее – пушкинского камердинера, «простолюдина» Никиты Козлова, на своих руках несшего поэта к его смертному ложу, или того презренного представителя высшей русской аристократии, преступная рука которого тщательно выводила буквы пасквиля, погасившего солнце России? С самых ранних лет Моцарт встречался с людьми, подобными князю Долгорукову, омрачавшему жизнь Пушкина, или потомственному палачу Бибикову, затравившему Полежаева и шнырявшему, подобно гиене, вокруг Пушкина. Но сын бедного хорватского каретника, великий австрийский композитор Иосиф Гайдн стал как бы восприемником Моцарта, бежавшего из зальцбургского плена. Увы, Вена стала для него не «обителью трудов и чистых нег», а только трудов, настолько тяжких, что почти невозможно представить себе в полной мере их титанические масштабы.

Впрочем, Вольфганг непосильно работал не только в Вене. Автор книги правдиво и достоверно показывает, каким великим тружеником был Моцарт уже в раннем детстве, как, усваивая громадную музыкальную литературу в самых различных жанрах, предавался он импровизациям, в которых уже пылало пламя его гения. Впрочем, своеобразие его творческого облика Вейс передает лишь немногими штрихами, даже там, где рассказывается, как «чудо-ребенка» заставляли играть «в манере Телемана», «в манере Гассе», даже «в манере Михаэля Гайдна». Но прежде чем остановиться на книге, ныне публикуемой в русском переводе, нужно сказать несколько слов о ее авторе, тернистым путем пришедшем в литературу и завоевавшем мировую известность.

Дэвид Вейс сказал о себе: «В наши дни сделалось обычным для писателя, желающего глубже познать жизнь, менять множество профессий, и я в этом отношении не являюсь исключением». Вейс, действительно переменил множество профессий, – пожалуй, не менее пятидесяти, и нет надобности давать их полный список, достаточно сказать, что он был рабочим и грузчиком в моргу, сторожем, разносчиком мясных изделий, баскетболистом и тренером по плаванию, актером и помощником режиссера в киностудиях, кинокритиком и редактором сценариев, и, видимо, тема труда, закаляющего волю человека, наворожила его. «Жизни мышья беготня», погоня за куском хлеба, калейдоскоп впечатлений, связанных с этой темой, встречи с неисчислимым количеством людей – все это, чем дальше, тем больше, укрепляло в нем желание показать всему миру, что только неустанный труд может помочь человеку утвердить себя в искусстве. Чтобы осуществить это свое желание, Вейсу нужно было приобрести известные литературные навыки. Он справился с этим и, пройдя через жанры хроникальных заметок, рецензий, рассказов и эссе, уже в 1953 году выпустил роман «Виновники», вскоре отмеченный премией Фридера. Затем он почти всецело посвятил себя изучению судеб людей, занявших почетные места на лестнице, ведущей к олимпийским высотам искусства. Так появились книги об Айседоре Дупкан («Дух и плоть») и Огюсто Родене («Нагим пришел я»). Последняя в 1969 г. вышла на русском языке в издательстве «Искусство».

И наконец, в 1968 году в Лондоне вышла из печати книга Вейса о Моцарте, плод кропотливого изучения трагически оборвавшейся жизни величайшего музыканта мира, человека, которого архиепископ венский именовал «Кальвином музыки», а уже следующее поколение обожествляло, сделав его имя нарицательным – разве не называли в Варшаве восьмилетнего Шопена «польским Моцартом»?…

Книга Вейса – одно из первых литературных произведений о композиторе, жизнь которого была настолько необычной, что, казалось бы, должна была привлечь внимание многих писателей. Однако художественная литература прошлого столетия мало занималась судьбой «человека, самое имя которого выражает идею об абсолютном совершенстве в музыкальном творчестве», как писал А. Д. Улыбышев в 1826 г. Известно, что вскоре после этого высказывания была завершена знаменитая «маленькая трагедия» Пушкина «Моцарт и Сальери», в которой даны и поныне непревзойденные по глубине и силе образы убийцы и его доверчивой жертвы. Примерно в эти же годы была опубликована и новелла «Враг музыки» («Der Musikfeind: Ein Nachtstuck») забытого ныне немецкого писателя Густава Николаи, положившего в основу своего произведения тот же сюжет.