Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Они проехали через готический Айнцвайинген, и Папа шепнул Вольферлю:

– Отвратительное место, и к тому же населен одними лютеранами.

Папе понравился Брухзаль, где преобладал стиль барокко и жили в основном католики. Он решил задержаться в нем, объявив:

– Достойный город, здесь следует остановиться и познакомиться с ним поближе.

В Шветцингене, летней резиденции курфюрста Карла Теодора Мангоймского, прославленного ценителя музыки, они побывали на концерте местного оркестра, и Папа сказал;

– Это самый лучший немецкий оркестр.

Вольферль еще раньше пришел к такому же заключению. Ему не терпелось выступить перед мангеймскими музыкантами. Он не сомневался, что они будут благодарными слушателями.

Вольферль играл лирично, слегка импровизируя, но точно следуя мелодии. Музыканты восторженно аплодировали, и Вольферль готов был играть для них без конца. Однако после двух вызовов Папа остановил его – сам курфюрст выразил желание послушать мальчика, и Папа не хотел переутомить сына.

Не удивительно, что после второго концерта Папа написал Хагенауэру: «В Шветцингене дети произвели фурор. Курфюрст чрезвычайно высоко оценил их исполнение. Они поразили всех своим мастерством и вкусом; по общему мнению, их игра достойна Мангейма, иными словами исключительна».

Леопольд покинул Шветцинген с чувством искреннего сожаления. Одно приглашение следовало за другим, и дети играли подолгу и допоздна, и ни один из них, к счастью, ни разу не заболел. Это обстоятельство смягчило и Анну Марию, которую по-прежнему тревожило их здоровье. Кроме того, музыканты мангеймского оркестра – а чем больше Леопольд слушал его, тем сильнее убеждался, что это лучший оркестр в Германии, – не раз восхищались талантом детей.

К тому же Леопольд заработал здесь еще одну сотню гульденов. Но больше всего его порадовали слова Карла Теодора. Послушав игру Вольферля на скрипке – Вольферль до этого никогда не играл на скрипке публично, хотя и регулярно упражнялся, – Карл Теодор воскликнул:

– Господин Моцарт, ваш сын – чудо, а вы, его учитель, – просто гений! Будь ваш сын постарше и не имей вы сами других обязательств, я был бы рад принять вас обоих в свою капеллу.

Каждый раз, вспоминая эту фразу, Леопольд сиял от счастья и его охватывало сомнение – а не следовало ли ему на деле проверить искренность предложения мангеймского курфюрста? В Гейдсльберге Вольферль одержал новую победу. Городской магистрат пригласил мальчика – вести об успехах Вольферля опередили его появление – сыграть на великолепном органе, стоявшем в знаменитой гейдельбергской церкви Святого Духа, что само по себе являлось большой честью. Исполнение Вольферля отличалось такой звучностью, выразительностью и красотой, что магистр приказал выгравировать на органе его имя и дату концерта, чтобы навеки сохранить память об этом событии.

Во Франкфурте по настоянию Леопольда, помимо обычной программы, Вольферль выступил еще и с игрой на органе. Концерт привлек очень много слушателей, публика шумно аплодировала, и Леопольд остался весьма доволен сбором. Посланник Марии Терезии граф фон Перген поздравил Леопольда с успехом. В это время к ним приблизился человек средних лет в сопровождении юноши, который выразил желание познакомиться с импресарио, господином Моцартом.

Граф фон Перген представил их:

– Господин Иоганн Гете, один из наших имперских советников, и его сын Иоганн Вольфганг.

Леопольд почувствовал, что граф не слишком расположен к господину Гете, но старается быть предупредительным, потому что тот пользуется известным влиянием. Он отметил про себя, что лицо отца угрюмо, а сын – его полная противоположность. Правда, крупный нос и большой рот Иоганна Вольфганга не соответствовали образцам мужской красоты, но приветливое выражение лица делало юношу по-своему привлекательным, особенно в сравнении с насупленным отцом.

– Господин Моцарт, мой сын заинтересовался вашим сыном, – сказал старший Гете. – Он не верит, что ему всего семь лет.

– Да, всего-навсего семь лет. – Леопольд взглянул на сцену, где стоял Вольферль, – мальчик, не обращая внимания на похвалы окружившей его толпы, взглядом искал Анну Марию, желая увериться в ее одобрении, и, когда она послала ему воздушный поцелуй, радостно засмеялся.

– Но это же замечательно, – сказал Гете-младший. – Я старше его вдвое, с младенчества играю на клавесине, но куда мне до него.

– Мой сын хочет слишком многого, – пояснил господин Гете. – В четырнадцать лет он рисует и играет. Пишет стихи, занимается фехтованием, верховой ездой…

– Одним словом, законченный дилетант, – насмешливо прервал старшего Гете граф фон Перген.

– Ни в коем случае, – ужаснулся господин Гете. Заметив, что дети поджидают его, Леопольд поспешил водворить мир:

– Я уверен, господин Гете, ваш сын многого достигнет в жизни. – Пустой комплимент, но что еще можно было сказать?

Гете-старший недоверчиво хмыкнул.

– Господин Моцарт, если вашему сыну всего семь лет, зачем вы наряжаете его как взрослого и заставляете носить пудреный парик и шпагу? – спросил Гете-младший.

– А играет он, по вашему мнению, как взрослый?

– Еще бы! – с энтузиазмом откликнулся Гете.

– Так почему же не одевать его как взрослого?

– Но он еще ребенок.

– Вы же тоже одеты как взрослый.

– Мне четырнадцать лет.

– А между тем вы еще ребенок. – Но, увидев, что юный Гете вдруг вспыхнул, совсем как Вольферль на сцене, Леопольд добавил: – Хоть и развиты не по годам.

Гете-отец нахмурился, граф фон Перген улыбнулся, но оба промолчали.

Желая показать, что и он обучен манерам, Леопольд предложил:

– Господин Вольфганг Гете, а вы не хотели бы познакомиться с моим сыном?

В душе Леопольд считал, что мальчику больше подошло бы познакомиться с Наннерль, которая была младше его на два года, – с девочкой они нашли бы общий язык, но потом решил, что это ни к чему. А все же в молодом Гете есть много привлекательного, подумал он.

Юный Гете задумался, но, когда дети были уже совсем близко, вдруг ответил:

– Нет! – Что нового о его игре может сказать он этому маленькому человечку? Все уже сказано другими.

Так, Вольфгангу Моцарту и Вольфгангу Гете не суждено было даже познакомиться; в историю каждый из них вошел своим путем.

В тот же вечер Леопольд услышал, как господин Гете по-французски, чтобы его не поняли, жаловался графу фон Нергену, что это грабеж брать 4 гульдена 7 крейцеров за удовольствие послушать игру двух детей, как бы талантливы они ни были. Леопольд пришел в бешенство. Господин Гете высокомерно полагал, будто Леопольд не знает французского, бегло изъясняться на котором полагалось всем немецким дворянам, и замечание его было в высшей степени невежливо и недостойно. Перед отъездом из Франкфурта, после еще одного прибыльного концерта, Леопольд гордо вывел на окне гостиницы: «Mozart Maitre de la Musique de la Chapello de Salzbourg avec Sa Famille 12 Aofit 1763» [2]