Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

На следующий день – это был страстной четверг – во время обряда омовения ног в соборе св. Петра Леопольд уверенно прошел через глазеющую толпу прямо к столу, за которым восседали кардиналы. Беглость, с какой он говорил по-итальянски и по-немецки, его роскошная одежда, гордая осанка, а также красивый и дорогой костюм Вольфганга из розового муара и тафты и торжественный тон, каким наемный лакей просил солдат швейцарской гвардии расчистить им путь, позволили ему с легкостью осуществить свой план. К немалому удовольствию Леопольда, многие решили, что Вольфганг – иностранный принц, путешествующий со своим воспитателем. Когда они миновали последнюю цепь папской гвардии, их с поклонами провели к кардинальскому столу.

По наущению Леопольда Вольфганг остановился подле кардинала Паллавичини, которого они узнали по портрету, висевшему в портретной галерее на вилле фельдмаршала. Уверенные манеры мальчика привлекли внимание кардинала, он поманил Вольфганга и спросил:

– Будьте любезны, скажите мне, кто вы такой?

– Вольфганг Амадео Моцарт.

– А, значит, вы тот знаменитый мальчик, о котором так много пишут?

– А вы кардинал Паллавичини?

– Да, я кардинал Паллавичини. А почему вас это интересует?

– Ваше преосвященство, у нас есть к вам письмо от его высокопревосходительства фельдмаршала Паллавичини, и мы хотим засвидетельствовать вам наше почтение.

– Он мне писал о вас.

В это время начался обряд омовения ног, и кардинал предостерегающе поднял руку, однако тут же знаком указал Вольфгангу оставаться подле него. Когда папа закончил обряд омовения, кардинал сказал:

– Я хочу послушать вашу игру сразу после страстной недели.

Кардинал отпустил его, и Вольфганг, чувствуя, что большего сейчас не добьешься, каковы бы ни были Папины соображения на этот счет, преклонил колена перед кардиналом и поцеловал ему руку, а тот похвалил его за благочестие.

Леопольд был весьма расстроен тем обстоятельством, что на страстной неделе нельзя будет устроить ни одного выступления, однако, узнав, что кардинал выразил желание послушать Вольфганга спустя несколько дней, снова приободрился. Концерт состоялся в палаццо князя Хиджи, который пригласил самых знаменитых людей в Риме, и программа концерта была составлена Леопольдом в соответствии со вкусом кардинала Паллавичини. Паллавичини горячо аплодировал Вольфгангу.

– Господин Моцарт, – сказал он, – я в одинаковой степени поражен благочестием и мастерством вашего сына; должен сказать все же, что папа римский редко приглашает к себе музыкантов-виртуозов.

– Ваше преосвященство, я не смею и мечтать об этом.

– Тем не менее таково ваше желание, или я не прав? – Ваше преосвященство, я тронут до глубины души вашей заботой.

– Быть может, в ближайшие несколько месяцев мы сумеем чего-нибудь добиться для вас у его святейшества.

– Через две недели мы должны выступать в Неаполе.

В разговор вмешался Христофори, один из папских певчих. Он не мог поверить, чтобы кто-то сумел по памяти записать «Мизерере», и попросил Вольфганга показать ноты. Гости кольцом окружили Вольфганга и Христофори, подошел даже слегка нахмурившийся кардинал.

У Леопольда упало сердце – а вдруг кардинал рассердится! Но Вольфганг, казавшийся таким маленьким рядом с огромным папским певчим, спокойно протянул ему партитуру.

– Тут не должно быть ни одной ошибки, – сказал он. При полном молчании остальных Христофори внимательно изучил партитуру.

– Неужели он действительно не ошибся ни в единой ноте? – спросил кардинал.

– Ваше преосвященство, партитура абсолютно правильна.

– Ваше преосвященство, – произнес Леопольд, – обещаю вам, что никто ее не увидит.

Но кардинал властным жестом остановил его.

– Эта партитура не такая уж тайна, – сказал он, – ее копии есть у испанского короля, у императрицы Марии Терезии и у падре Мартини.

Затем кардинал обратился к Вольфгангу, и Леопольд с испугом ждал, что ответит сын.

– Мальчик, разве ты не знал, что партитуру «Мизерере» запрещено выносить из капеллы?

– Запрещено? Как же можно запрещать музыку? Ваше преосвященство, это такая прекрасная и благочестивая музыка, все должны услышать ее. Ведь я ее правильно записал?

– По-видимому, да. – Фельдмаршал и граф Фирмиан нисколько не преувеличили очарование и ум мальчика, подумал кардинал. Он повернулся к Леопольду и сказал:

– Возможно, когда вы вернетесь из Неаполя, его святейшество сумеет вас принять, хотя на музыку времени у него обычно совсем не остается.

И он удалился в сопровождении свиты священников, секретарей, лакеев и камердинеров.

Леопольд отложил поездку в Неаполь, потому что многие знатные особы, чьего покровительства следовало домогаться сами изъявили желание послушать игру Вольфганга. В течение следующих двух недель Моцарты дали целый ряд концертов и заработали столько денег, что их хватило бы на дорогу в Неаполь и обратно.

Но особенно лестным оказался заказ на сочинение оперы, предложенный Флоренцией, а затем и Римом. С великим сожалением Леопольд отклонил эти предложения. Перед самым отъездом в Неаполь он написал наконец Шраттенбаху, чувствуя, что больше откладывать нельзя. Он особо подчеркнул, что папа Клемент XIV скоро предполагает дать им аудиенцию. Сообщил об одобрении, выраженном кардиналом Паллавичини, и похвале падре Мартини. Написал далее, что Вольфганга просят сочинять оперы для Милана, Рима и Флоренции, и попросил разрешения начать работу над оперой для Миланского театра, то есть, намекнул он, для императрицы и графа Фирмиана.

А Вольфганг писал Наннерль: «Моя милая трудолюбивая сестренка! Слава богу, и сам я, и перо, которым я мараю бумагу, находимся в порядке и работаем, не покладая рук, и еще мне бы очень хотелось, чтобы моя сестричка очутилась в Риме, ей понравился бы этот город, такой безукоризненный и опрятный. Повсюду здесь полно цветов, и люди распевают прямо на улице, иногда совсем как в капелле, а иногда даже лучше.

Я рад, что тебе понравился менуэт, написанный мною для господина Пика, который танцевал под эту музыку в Миланском театре. Надеюсь, в Зальцбурге его исполнят лучше, потому что господин Пик, танцуя, издавал неприличные звуки. Когда получишь контрданс, который я посвятил тебе, скажи честно, что ты о нем думаешь.

Если ты не слишком занята со своими друзьями-воздыхателями, пришли мне арифметические таблицы, в первую очередь «Искусство счета», потому что я потерял свои где-то в пути. С тех пор как я писал тебе в последний раз, я сочинил одну симфонию и, как только допишу это письмо, сяду заканчивать следующую. Ну вот, я нарисовал тебе святого Петра с ключами и святого Павла с мечом; знай, что я сподобился чести поцеловать ногу святого Петра в его собственном соборе, а так как имею несчастье быть маленького роста, то меня, все того же дурачка, В. А. М., пришлось подсадить, а то бы я не дотянулся. А теперь мы едем в Неаполь, тра-ля-ля!