Робин Янг - Крестовый поход

— Нам обещали за это заплатить! — крикнул кто-то еще.

Это вызвало всеобщее веселье. А «крестоносцы» все прибывали.

Одни не хотели оставаться в стороне, другие поверили, что им заплатят, ну а третьим просто нечего было делать. Толпа двигалась с ревом:

— Deus vult! Deus vult! На то Божья воля! На то Божья воля!

По дороге они хватали камни и большие ржавые гвозди, зажимали их между пальцев и размахивали ими. В общем, вооружались, как могли.

Таможенники и портовая стража пытались остановить погромщиков и пристыдить, но те смеялись в ответ, издеваясь над их дорогими одеждами и волосами, умащенными маслами.

— Посмотрите на них! — глумливо крикнул один. — Они сами как сарацины!

— Немедленно расходитесь! — требовал таможенник.

Из толпы вдруг вылетел камень и ударил таможенника в лоб. Тот упал, сильно стукнувшись головой о мостовую. Толпа остановилась в смятении. Этот человек не был сарацином. Он был христианином, с Запада, как они. Он принадлежал к власти.

Но ничего не произошло.

С Небес не грянула молния и не поразила «крестоносца», бросившего камень. Другие таможенники схватили истекающего кровью товарища и потащили в здание. За ними последовали портовые стражники.

Победно возопив, «крестоносцы» двинулись дальше. Их уже было не остановить, они вкусили крови.

— А как мы узнаем, кто сарацины? — поинтересовался один.

— Все сарацины носят бороды, — ответил другой. — Будем убивать всех бородатых.

«Крестоносцы» радостно закивали, ободренные, что у них есть цель и можно излить злобу.

Массивные железные ворота в Пизанский квартал были заперты. За ними виднелся базар. Непрестанно звонил колокол, многие лоточники ушли, но там еще было довольно многолюдно. Увидев лотки с фруктами, фарфором, драгоценными камнями и шелками, «крестоносцы» возбудились, навалились гуртом, и ворота не выдержали. Пизанские стражи ничего не могли сделать. Погромщики с криками ринулись, размахивая своим импровизированным оружием.

Вскоре все лотки были перевернуты, покупатели и продавцы повалены на землю. Истошно завопила женщина, когда ее малую дочку опрокинула и растоптала толпа жаждущих добраться до сокровищ на прилавках. Один купец, грек, пытался спасти сумку с деньгами от двух «крестоносцев». Они его забили ногами. С женщины-бедуинки сорвали чадру и заплевали, а лицо ее мужа истыкали гвоздями, зажатыми между пальцами в кулаках. Продавца фиников, сирийца христианина, схватили пятеро и с криками потащили к пекарне. Один сорвал с него тюрбан и туго завязал на шее.

— Смерть сарацину! — визгливо завопили остальные.

Они повесили сирийца на железной вывеске пекарни. Христианин висел, суча ногами, пока не обмяк.

На другом конце базарной площади трое ворвались в арабскую книжную лавку. Быстро расправились с хозяином, увидели двух женщин, съежившихся в задней части. Одна попыталась отбиваться дубинкой, но «крестоносцы» вырвали дубинку и забили ею женщину до смерти. Другую, прежде чем убить, изнасиловали. Подобные сцены повторялись всюду.

«Крестоносцы» кишели вокруг, подобно саранче на поле. Рубины и сапфиры, золото и еду — все сваливали в туники и мешки. Закончив пиршество, саранча двинулась в город, оставив после себя разгромленные лавки и массу трупов. В лавках вскоре начались пожары.

«Крестоносцев» было несколько тысяч, несущих смерть и разрушение. На улицах эта вышедшая из берегов река разветвилась на протоки, огибая воздвигнутые на их пути баррикады. Там и тут вспыхивали сражения между городскими стражниками и «крестоносцами», но, несмотря на непрерывный колокольный звон, основные силы еще не были подняты. «Крестоносцы» убивали любого с бородой. И поскольку бороды носили многие христиане и иудеи, то они гибли тоже.

Наконец на улицы выехали рыцари, тамплиеры и госпитальеры, вскоре к ним присоединились тевтонцы и городские стражники. Мусульман укрыли в Темпле, церквях и жилых домах. В мечетях было опасно. «Крестоносцы» сумели ворваться в одну и убили всех, кто там находился, оставив белые мраморные стены и полы покрытыми кровью. Горожане, объединившись в группы, пытались противостоять погромщикам, но только теперь, когда рыцари, уверенно двигаясь по улицам, крушили «крестоносцев» направо и налево, орда начала рассеиваться.

Протрезвевшие и усталые погромщики, нагруженные добычей, возвращались в порт. Они будто приходили в себя от гипнотического сна, обнаруживали на своих руках кровь и, шатаясь, выходили из домов, оставляя на собой повсюду очаги страдания. Через два часа «Крестовый поход» ломбардских крестьян завершился. К ночи рыцари согнали всех уцелевших погромщиков в городские тюрьмы. После суда их всех повесят. Трупы убрали с улиц. Погибших погромщиков было больше двух сотен, но они убили свыше тысячи жителей Акры. Ночная тьма сделала пожары ярче, а пятна крови темнее.

Цитадель, Каир 7 сентября 1290 года от Р.Х.

Под величественную арку аль-Муддарай во двор Цитадели въехали семеро всадников. Стражники у ворот хмуро наблюдали, как они слезают с седел. Затем десять гвардейцев султана повели визитеров по мраморным сводчатым коридорам дворца. Придворные и слуги останавливались, провожая рыцарей осторожными любопытными взглядами. У массивных дверей тронного зала им было сказано подождать. Два гвардейца исчезли внутри. Меньше чем через минуту двери распахнулись.

Первым шел Уилл. Ему доводилось посещать Каир и прежде, но всегда тайно, переодетым. Первый официальный визит к султану мамлюков немного смущал. Уилл быстро оглядел обширный зал, изящные величественные колонны по обе стороны центрального прохода, невольников в белых одеждах с огромными опахалами. В конце зала на золоченом троне сидел султан в окружении эмиров и советников. Надменное лицо одного из них, молодого человека с длинными волосами, показалось знакомым. Уилл попытался вспомнить, где он его видел, но размышления прервал гвардеец, объявивший их приход.

Калавун пристально посмотрел на Уилла:

— Говори. С чем пришел?

Уилл протянул свиток:

— Мой султан, нас прислал великий магистр де Боже.

Свиток взял гвардеец и передал Калавуну. Тот его развернул. Прочел в полной тишине и поднял глаза.

— Удалитесь все. Я буду говорить с тамплиером один.

— Мой повелитель…

— Обсуждение закончим потом, эмир, — отрывисто произнес Калавун.

Эмир угрюмо поклонился и спустился с помоста вместе с остальными.

— И ты, Халил, — сказал Калавун, кивнув молодому человеку.

— Мой повелитель, я…

— Ступай. — Калавун внимательно посмотрел на сына, заставив замолчать.

Напряженно поклонившись, молодой человек спустился с помоста. На секунду задержал взгляд на Уилле, одновременно враждебный и любопытный, затем вышел из зала. За ним последовали и рыцари. Наконец Уилл и Калавун остались одни.