Робин Янг - Крестовый поход

Обезьянка опять заверещала, и Айша погладила ее головку. Во время землетрясения она сильно возбудилась и до сих пор не могла успокоиться. Все прошлую ночь Айша продержала обезьянку в своей постели, к глубокому недовольству свекрови Низам.

— Ты делишь постель с моим сыном, — ворчала Низам, увидев утром, как обезьянка вылезает из-под одеяла, — и держишь там животную тварь!

Когда Айша поселилась в гареме, ее взяла под опеку мать Бараки, высокомерная властная женщина с ухоженными гладкими черными волосами и злыми глазами. Поначалу Айша была ей очень благодарна. Низам правила гаремом, где обитали больше сотни жен и наложниц султана. Здесь все воевали против всех, иногда объединяясь против какой-то одной женщины. Айша вскоре узнала, что в гареме иногда случались и отравления. К четырем старшим женам султана были приставлены специальные служанки, которые пробовали еду, прежде чем ее отведает госпожа. Султан Бейбарс был не особенно любвеобильным, и большинство жен и наложниц — в основном дары от разных принцев и правителей — никогда не видели его в своей постели. Поэтому соперничество за внимание повелителя в гареме было очень жестоким. Каждой хотелось стать старшей женой, когда одна из четырех умрет.

Айша с самого начала вызвала зависть. Ее поместили в гарем султана, поскольку Барака был еще юн, чтобы иметь собственный гарем. Она носила роскошные одеяния, пользовалась покровительством Низам и вообще вела себя не так смиренно, как подобает обитательнице гарема. Ей прислуживали два черных евнуха. Сопровождали в общую купальню, подавали еду, питье и сладости, какие она желала. Невольницы ежедневно купали Айшу, массировали тело и тщательно удаляли с него щипчиками волосы, которые только недавно начали появляться и вызывали у нее огромное смущение. Во время массажей и выщипывания она громко ойкала и хихикала. Вскоре все это ей смертельно наскучило.

А опека Низам превратилась в мучение. После свадьбы Айша была с Баракой в постели лишь один раз и устала от попреков свекрови, которая считала Айшу виноватой, что ее милый сыночек больше не призывает жену в постель. От отчаяния Айшу удерживали уроки танцев, поэзии, вышивания, обезьянка и еще вот эти прогулки в одиночестве, на которые она решалась, когда Низам была занята. Айше удавалось пролезть через решетки в купальном павильоне.

Иногда Айша боролась с искушением вообще покинуть Цитадель, спуститься в город. Конечно, потом ее ждало бы суровое наказание, но больше всего Айша боялась разгневать отца. Она также ужасно боялась старшего евнуха, огромного нубийца с черной как смоль кожей. Он наказывал девушек плетью или казнил, если проступок был тяжким. Большинство невольников-мужчин в гареме были медлительны и тупы. После кастрации их голоса стали высокими, как девичьи. Безбородые, с дряблыми телами, апатичные, они вызывали у Айши омерзение. Не мужчины и не женщины, даже не люди, а просто вещи, сделанные из чего-то мягкого и тягучего, выполнявшие то, что скажут. Главный евнух был другим. Возможно, его как-то бодрила власть, или кастрация у него была какая-то не такая, не важно. Но он был быстр, смекалист и опасен, как змея. Горе девушке, разозлившей или обидевшей его.

Айша прижала голову к стене, наслаждаясь тишиной. Вначале она радовалась, что Барака не призывает ее в свои покои, но потом стала удивляться почему. Да, брачная ночь оказалась сплошным мучением, но разве это была ее вина?

Она вошла в нему в одеянии из прозрачнейшего шелка, окутанная облаком благовоний. Набеленное, разрумяненное лицо, насурьмленные брови, на шее и запястьях золото и драгоценности. Низам научила, что и как делать. Руки дрожали, сердце колотилось, но она старалась. Барака при ее появлении даже не пошевелился. Сидел с бледным лицом, угрюмый. Она уселась рядом с ним в ногах постели, усыпанной лепестками роз. Вот так они сидели и сидели, пока молчание стало непереносимым, и Айша не выдержала. От отчаяния она повернулась его поцеловать. Они стукнулись зубами, и Айша едва сдержалась, чтобы не хихикнуть. Ощущение его языка у себя во рту было скорее неприятным. Скользкий язык извивался как рыба. Потом Барака принялся что-то у нее нащупывать. Это длилось долго, пока она, расстроенная его неловкостью, не легла на спину на постель и не притянула его к себе. Он вяло повалился поверх нее, пролежал без движения несколько минут, а затем скатился на бок и вышел из покоев, хлопнув дверью. Айша вздохнула и открыла глаза.

«Может, послать Бараке записку? Мы могли бы поговорить. И Низам успокоится, она ведь не будет знать, что мы просто болтаем. Перестанет меня изводить. Может быть. Бараке сейчас нужна не жена, а друг? Тогда бы я могла спокойно покидать гарем и заставила бы себя относиться к нему теплее».

В проходе послышались шаги, сюда кто-то шел. Подхватив обезьянку, Айша скользнула в тень. Шаги становились громче. Айша застыла. Мимо прошел высокий мужчина в одеянии атабека высокого ранга. Она его узнала, видела на свадьбе. Пора было уходить, но в проходе опять стали слышны шаги. На этот раз глухие. И вскоре появился человек. Айша его тоже знала и боялась. Это был прорицатель султана Хадир.

Айша подождала несколько минут, поднялась на ноги, схватила ящичек. Дольше оставаться здесь было нельзя. Она вышла в проход, и тут вновь раздались шаги. Она заметалась, и ее волнение передалось обезьянке, которая принялась верещать. Идущий по проходу остановился, затем двинулся дальше, но медленнее. Айша стояла как вкопанная, крепко держа цепочку, прикрепленную к ошейнику обезьянки. Та сердито шевелилась на ее плече. Шаги стали ближе. Она ожидала увидеть кого угодно, но не своего мужа, однако это был он.

Барака оцепенел. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Затем Айше удалось выдавить улыбку.

— Привет.

— Что ты здесь делаешь? — процедил Барака, прищурившись.

— Прогуливаюсь. Твоя мать знает. А ты как здесь оказался?

— Не твое дело.

Айше показалось, что он испугался.

— Встречался с Хадиром? — спросила она, только чтобы ему досадить.

— А ты откуда знаешь? — Барака подскочил к ней. — Ты что-то слышала?

— Отстань от меня.

Он схватил ее за руку.

— Ты подслушивала, да? Подслушивала?

— Отпусти! — Айша пыталась вырвать руку, было больно. Цепочка выпала из пальцев, обезьянка визгливо закричала и рванулась прочь по проходу. — Я ничего не слышала! Отпусти!

Барака постоял еще несколько секунд, сильно сдавливая пальцами ее кожу. Затем отпустил и пошел дальше. Айша морщась терла руку, завтра будет синяк.

— Дурак, — негромко бросила она ему вслед.

Но Барака услышал. Он быстро вернулся и ударил со всей силы ее по лицу.

Айша отлетела к стене и застыла, схватившись за щеку. Из глаз брызнули слезы. Барака криво усмехнулся, радуясь, что причинил ей боль, и пошел дальше.