Робин Янг - Крестовый поход

— А питье? — Калавун схватил пустую чашу; понюхал и передал лекарю: — Проверь, быстро.

— Мой эмир, это будет трудно. Чаша пустая.

Калавун его не слушал. Он проталкивался на выход. Заполнившие дверной проход женщины в страхе отбегали прочь. Оказавшись во дворе, Калавун побежал к главному дворцовому зданию. По мере приближения подозрение перерастало в уверенность и горе замещалось убийственным гневом. Спустившись в помещения для слуг, он нашел Хадира в его закутке. Прорицатель спал, свернувшись на грязной циновке. Калавун разбудил его пинком, поднял на ноги и прижал к стене.

— Что ты с ней сделал?

Хадир визгливо закричал, выпучив белесые глаза, взмахивая костлявыми руками, безуспешно пытаясь оттолкнуть могучего Калавуна. Слуга в коридоре, услышав возню, заглянул в кладовую и ринулся прочь. Взгляд Калавуна остановился на деревянной полке с диковинными предметами и склянками с разноцветными порошками. Грубо толкнув Хадира на пол, он присел и принялся срывать с них матерчатые крышки. Под вопли Хадира подносил каждую склянку к носу, затем отбрасывал в сторону, рассыпая порошки по циновкам. Следом Калавун принялся крушить остальные предметы на полке, давя черепа неведомых существ, разбрасывая стеклянные бусинки. Хадир бросился защищать свои сокровища, и Калавун прижал старика прорицателя к полу, сомкнув руки на его тощей шее.

В коридоре стало шумно, но Калавун ничего не слышал. Он продолжал исступленно душить Хадира. Прорицатель задыхался, его лицо стало лиловым, глаза вылезли из орбит. Неожиданно сильная рука сжала руку эмира.

— Довольно, Калавун.

Сзади стоял Бейбарс.

— Он убил ее! — крикнул Калавун, отпуская Хадира. — Он убил мою дочь!

— Мне сказали, что она подавилась едой, — ответил Бейбарс.

Калавун мотнул головой:

— Какой там едой! Это он мне мстит за то, что я раскрыл его предательство. Хадир был ассасином, Бейбарс. Он знает, как готовить яды. Это он.

Прорицатель дергался на полу, давясь рвотой.

— За это он свое получит, — твердо произнес султан.

— Нужно проверить еду и чашу, из которой она пила. Досконально.

— Проверят. Но даже если яд найдут, я не поверю, что это он. Скорее всего кто-нибудь из гарема. Айша была первой женой моего сына, наследника трона. А женщины жаждут власти не менее, чем мужчины, и в ее достижении порой даже более жестоки. Это не первое убийство в стенах гарема.

Плечи Калавуна затряслись, из горла вырвался хриплый звук, похожий на стон. Бейбарс его обнял, бормоча:

— Я очень сожалею, мой друг. И скорблю. Мы сегодня оба потеряли дочь. Весь Египет и Сирия будут скорбеть по ней.

Последние слова султана как будто разрушили дамбу внутри Калавуна, и горе вырвалось наружу. А скорчившийся у стены Хадир злобно наслаждался натужными рыданиями эмира.

Нетвердо ступая, Барака-хан вышел в ночь, минуя стражников. Горячий пыльный ветер быстро высушил пот на лице. Он продолжать видеть перед собой Айшу, неподвижно лежащую на постели. Искаженное белое лицо, ужасный язык, высунутый между зубами. Барака остановился у пальмы, прижал ладони к твердой шероховатой коре. Согнулся, и его вырвало. Затем он медленно выпрямился, вытер повлажневшие от натуги глаза и пошел. Очистившись, Барака почувствовал себя лучше.

Улица Святой Анны, Акра 27 мая 1276 года от Р.Х.

— Так найди кого-нибудь, кто знает, где он. Тогда получишь обещанные деньги.

Мальчик-слуга поспешил обратно к воротам прицептория. Едва сдерживая злость, Гарин посмотрел ему вслед и откинулся спиной на стену магазина. Прошло больше двух часов после назначенного срока встречи в таверне. Гарин уже был готов вернуться в Англию. Король Гуго подписал документ с обещанием позволить королю Эдуарду использовать Кипр для размещения войска в священной войне и выдать значительную сумму, половину сейчас, половину после разговора Эдуарда с папой. Таковы были его условия. Теперь оставалось только взять золото у Эврара, и все его дела здесь были закончены.

Гарин чертыхнулся, увидев, как из калитки в массивных воротах прицептория появился знакомый и, выпятив мощную грудь, зашагал через улицу к нему.

— Зачем пришел? — спросил зло Саймон.

Сделав титаническое усилие, Гарин заставил себя улыбнуться:

— Привет тебе, Саймон.

— Кончай метать лошадиное дерьмо. Я пришел не для того, чтобы вести с тобой разговоры. Отстань от слуг. Им не позволено брать деньги. Если кто узнает, мальчика побьют кнутом.

— Извини, я забыл, — проговорил Гарин, притворно сокрушаясь. — Но может, ты сумеешь помочь. Уилл назначил мне встречу на сегодня, но не пришел. При том, что уговор был важный. Так что я полагаю, не прийти его вынудили более важные дела. Ты не мог бы мне сказать, где он?

Саймон подошел ближе.

— Уилл, может, и забыл, что ты сделал с ним в Париже, но я нет. Ты висельник и, будь моя воля, давно бы уже гнил в земле. Так что не старайся, твои милые улыбочки на меня не действуют. Я вижу тебя насквозь. Не знаю, что тебе от Уилла надо, но ты этого не получишь. Я позабочусь.

Улыбка на лице Гарина растаяла.

— Не тебе это решать, конюх. Твое дело навоз и сено.

— Правильно, я буду заниматься своим делом, а ты своим. В последний раз, помню, это были шлюхи и эль. — Саймон развернулся и пошел обратно.

— Ты не один в Темпле, — крикнул ему вслед Гарин. — Если будет нужно, я подкуплю десяток слуг. И не уйду, пока не увижу Уилла.

Саймон оглянулся.

— Тебе придется долго ждать. Коммандор Кемпбелл отбыл по делам. И будет отсутствовать несколько недель, может, и месяцев. — Он открыл калитку в воротах. — Так что забудь, зачем пришел, и возвращайся в Англию. Тебя здесь не хотят видеть. — С этими словами Саймон скрылся в прицептории.

Гарин пошел прочь, трясясь от злобы. Грубо оттолкнул в сторону встретившуюся на пути молодую женщину. Она вскрикнула, уронила корзинку, фрукты рассыпались. Мужчина рядом подошел ей помочь, неодобрительно глядя вслед Гарину. А тот свернул в узкий переулок и в сердцах ударил кулаком в стену, содрав на костяшках кожу. Ударил еще, как будто наслаждаясь болью. Затем уперся ладонями в стену и положил на них голову. Постоял так несколько минут и выпрямился. Он знал, куда идти.

Темпл, Акра 27 мая 1276 года от Р.Х.

— Входи, — устало отозвался Эврар на стук в дверь. Положил гусиное перо на рукопись хроник. Память у него была не такой, как прежде, и он торопился записать события минувших дней.

Твердо ступая, вошел сенешаль.

— Доброго дня тебе, брат Эврар.

— И тебе того же. — Эврар хмуро кивнул.

— Брат Томас мне все рассказал. — Сенешаль пытливо посмотрел на капеллана. — Почему ты не подождал меня?

— Потому, мой друг, — ответил Эврар будничным тоном, — что нельзя было терять время.