Жан-Луи Фетжен - Слезы Брунхильды

Брунхильда невольно улыбнулась, прижимая руки к округлившемуся животу. О боже, как чудесно преобразилась под снегом эта унылая земля! Летом Метц был прекрасным городом, овеянным прохладой двух рек, но здешняя осень, с непрерывным дождем и ветром, была ужасна. Стены дворца и загородной виллы пропитывались сыростью, сухие травы и цветы, которыми устилали полы, покрывались плесенью за несколько часов, а постоянно чадящие факелы не давали почти никакого тепла — от них лишь щипало глаза. В Толедо осень была едва ли не самым приятным временем года — летняя жара спадала и долгие вечера становились мягкими и прохладными…. Вместе со своей сестрой Галсуинтой, Брунхильда любила подолгу сидеть на одной из террас королевского дворца, запасшись вином и фруктами…. Но снега в Толедо никогда не было — во всяком случае, Брунхильда его не помнила, — и если сплошное белое покрывало, расстилавшееся сейчас перед ее глазами, и не могло заставить ее забыть об Испании, оно, по крайней мере, делало окружающий пейзаж гораздо менее мрачным.

Толчок изнутри вызвал у нее вскрик — скорее удивления, чем боли. Ребенок бился, уже не в первый раз. Наверное, это мальчик…

— Да, ты прав, — прошептала Брунхильда, склонив голову. — Пора возвращаться…

Она повернулась, собираясь идти к повозке, и в этот момент заметила всадников, цепочкой поднимавшихся вдоль реки ей навстречу. Королева невольно ускорила шаг, чтобы быстрее оказаться возле стражников, но почти сразу узнала человека, ехавшего впереди. Это был Готико, дворцовый управитель и воспитатель юного принца Хильдебера, которого он сейчас держал перед собой на лошади; принц вцепился обеими ручонками в гриву, и на лице его было написано выражение абсолютного счастья. Когда Готико остановил лошадь, Хильдебер спрыгнул на землю и бросился к матери. Он был довольно рослым для своих пяти лет и обладал живым умом, что день ото дня проявлялось все ярче. Принц уже вполне бегло читал, самостоятельно объезжал жеребенка, подаренного отцом, и знал латынь достаточно, чтобы молиться на этом языке.

Брунхильда распахнула свой широкий подбитый мехом плащ, и сын прижался к матери, в то время как Готико приветствовал королеву глубоким поклоном.

— Вы привезли хорошие новости? — весело спросила королева.

Но, увидев выражение лица Готико, когда тот выпрямился, она перестала улыбаться и инстинктивно теснее прижала сына к себе.

— Нет, не бойтесь, все хорошо! — поспешно проговорил Готико. — Армия короля встретилась с войсками Хильперика, к югу от Парижа, и обратила их в бегство.

— А сам король?

— С ним все в порядке… на самом деле, никакого сражения не было.

Брунхильда нахмурилась, затем попыталась изобразить улыбку, но тут окончательно поняла, что означают слова Готико, а также его замешательство.

— Дорогой, ступай в повозку греться, — сказала она Хильдеберу, опускаясь на колени рядом с ним. — Там ты найдешь Розамонду, у нее всегда есть сладости для тебя.

Юный принц со всех ног помчался к повозке, провожаемый нежными взглядами матери и воспитателя. Затем Брунхильда резко отвернулась и медленно пошла вдоль реки. Ее лицо словно окаменело.

— Он снова его простил? — произнесла она, не глядя на Готико.

— Да… Его величество сказал, что в сражении нет необходимости, поскольку Хильперик признал себя побежденным и согласился вывести войска из Аквитании.

— И отпустил его… Это уже не милосердие, это — слабость!

Готико смущенно кашлянул и немного отстал, чтобы не отвечать. Ему не нравилось, что о его короле говорят такие вещи.

— Были и еще… некоторые обстоятельства, — подал он голос немного погодя. — Множество варваров под командованием некого Оксо отделились от королевского войска под тем предлогом, что их лишили военной добычи. Они опустошили все земли к югу от Парижа, сожгли деревни, разграбили церкви, угнали сотни жителей в рабство… Очевидно, король позволил им это сделать. Несколько дней спустя их предводители были схвачены и побиты камнями, но большинство вернулись за Рейн безнаказанными…

Брунхильда пристально смотрела на Готико, чувствуя, как в ней нарастает гнев. Когда Готико договорил, она прикрыла глаза, стараясь справиться со своими чувствами, потом коротко кивнула.

— А эти разграбленные земли принадлежали Хильперику или нам?

— Хвала Господу, не Хильперику и даже не нам… Гонтрану.

Брунхильда снова машинально кивнула. Стало быть, он считает, что это к лучшему?.. Но Гонтран, переменчивый, трусливый и завистливый, разумеется, не простит такого разорения…. И, в результате, нейтралитет, которого они добились от него с таким трудом, без сомнения, разлетится вдребезги…

— Вот, значит, каковы итоги этого бескровного похода? — прошептала она. — Мы взбесили Гонтрана, Хильперик свободен, его армия цела, и единственное, чего мы добились, — его обещаний, которых он все равно не сдержит…

— Что касается Аквитании, — вставил Готико, — я напомню Теодеберу о его клятве…, если король мне позволит.

— Я, я вам позволяю! — закричала Брунхильда, вцепившись в полу плаща Готико. — Позволяю, и более того — прошу вас об этом! Эти города — Пуатье, Тур, Лимож принадлежат мне после смерти моей сестры! Поскольку король отказывается признать мое право на них, поклянитесь, что вы прогоните этих псов и вернете мне мои владения, ради любви ко мне! Прошу вас…

Готико снова невольно отступил. Королева была так близко, что их тела почти соприкасались, и аромат ее духов опьянял его. Стражники были всего в тридцати шагах позади них и, конечно, могли все видеть, но ни за что на свете ему не хотелось, чтобы прервалось это мгновение.

— Честью клянусь вам, что… Ваше величество!

Внезапно Брунхильда пошатнулась, лицо ее побледнело. Готико успел подхватить королеву и осторожно уложить на землю, затем махнул рукой стражникам.

— Королеве дурно! — закричал он. — Позовите ее женщин!

Он попытался высвободить свою руку, которую Брунхильда еще прижимала к груди, но она удержала его.

— Не забудьте, что вы поклялись мне, — прошептала она.

Моя вторая дочь родилась в начале весны, и Зигебер. дал ей чудесное имя Хлодосинда — Дорога славы. Чуть позже я вспомнила, что так звали его исчезнувшую сестру, которая вышла замуж за короля лангобардов, Альбойна, и от которой после его убийства, случившегося год назад, не было никаких вестей. Без сомнения, это имя он выбрал не случайно.

Никогда не было столько разговоров о лангобардах, как в том году. Как только сошел снег, целых три армии хлынули с гор и обрушились на Прованс. Одна из них угрожала нашим южным владениям, но главным образом сражаться с лангобардами пришлось Гонтрану. Как всегда, он отправил против них своего патриция Муммола, и тот без труда разгромил эти орды грабителей и поджигателей.