Георгий Гулиа - Фараон Эхнатон

Нефтеруф не сводил глаз с города и его главного дворца. Это чудо, воистину чудо, сотворенное за три года! Вырос город, вырос город на ровном, пустынном месте. Город, не уступающий красотой прославленной Ниневии [11] Ниневия — столица Ассирии. и даже самой столице хеттов! Но это — красивый, проклятый город, и строил его проклятый человек…

— Курва он, курва! — задыхаясь, проговорил Нефтеруф.

Шери понял, о ком речь…

«…Этот женоподобный ублюдок загнал нас в нору. Мы едим в той норе землю. И в наших глазах — песок! Знать всей Кеми — в той самой норе. Он загнал нас в нору! Я пришел сюда умереть. Но умру не только я! Не только я! Не для того шел я через пустыню и не для того ел землю…»

Нефтеруф чуть не рвал одежду на себе; гнев его беспределен. Это был взбесившийся буйвол.

— Курва он! Слышишь, Шери?! Сволочь он, сволочь, сволочь, сволочь!..

Шери усадил его на землю. Чтобы поостыл Нефтеруф. Чтобы разум его возобладал над гневом… Долго еще ругался Нефтеруф, а потом — утих. Ровнее задышал. Успокоился. Совсем. Прошел самум, и все улеглось…

И они снова вернулись к Ка-Нефер.

— Мне она обязана жизнью, — сказал Шери. — Десять лет тому назад, когда выстроили этот проклятый Ахетатон, ее чуть было не выкрали вавилонские купцы. В провинции Гошен я повстречал их, и она бросилась ко мне. Мать ее хеттитка, а отец — отважный воин из Мен-Нофера. Я спас двенадцатилетнюю девочку из плена. Воистину это львица в облике кроткой девы, и слово мое для нее — закон. Она ждет тебя.

Шери передал своему другу кусок папируса — точнее, обрывок — с печатью на нем и коротким, малопонятным для постороннего набором заветных слов…

Нефтеруф жадно выискивал в странной темноте очертания ладьи. По его расчетам, она уже плывет обратно. Он непременно должен попасть на нее, иначе рассветет, а этого очень не хотелось бы…

— Сколько ему лет? — жестко спросил Нефтеруф, стоя лицом к реке.

Шери ответил:

— Тридцать четыре. А может, тридцать пять.

— Он моложе меня на десять лет.

— Да, но он плюгавенький.

— А такие живут до ста.

— О нет!

— А я говорю, до ста! — Нефтеруф резко поворотился к Шери: — Я, кажется, с ума схожу.

— Уймись же, Нефтеруф!

— Наверное, нет более наших богов! Нет их в целом свете!

— Не богохульствуй!

— Ни Амона-Ра, ни Озириса, ни Изиды, ни Гора, ни Тота… Никого нет!

— Помолчи же!

Нефтеруф поднял вверх кулачища:

— Тогда зачем же они все это сносят? Откуда их бессилие? Ответь мне, Шери!

Шери сказал:

— Они молчат до поры до времени. Но приговор их будет суров.

— Ерунда!

— Он будет подобен грому.

— Чепуха!

— Они низринут его…

— Они? Никогда!

— И суд их будет воистину потрясающим!

— Только мы с тобою можем судить его!

— С их помощью, Нефтеруф, с их помощью…

Нефтеруф снова выругался, точь-в-точь как там, на рудниках От такого ругательства впору затыкать уши. И он сказал, строя гримасу на лице, будто ел прокисшую винную ягоду.

— Открой мне, в чем сила этого женоподобного? Я никогда не поверю, что Кеми держится на горбу Эхнатона. Никогда! Я должен доподлинно знать, где тот столп, на который опирается свод нашего государства. Надо знать врага истинного, а не подставного. Кто же тот могущественный враг, который упек меня в жуткую дыру? Кто закинул туда, чуть ли не к истокам Хапи? Посмотри, скажу не хвастая, могу вступить в единоборство со львом. Не отступлю от зверя! И чтобы одолел меня этот человек с округлым женским задом? Да я же его и человеком не считал! Его покойный отец, чье имя сын соскреб со всех камней, вызывал уважение к себе. Хотя бы видом своим. А этот?.. Курва он — вот кто!

Шери прошелся быстрым взглядом по верхушкам дворцов, мысленно представил себе ненавистного фараона.

— Он… — проговорил Шери зловеще.

— Что — он?

— Он способен на все!

— Не верю.

— На многое… Если мы с тобой пренебрежем хотя бы малейшей осторожностью — очутимся в подземелье. И ты и я. Оба вместе!

— Ты не трус, Шери.

— Как будто так.

— Поэтому я верю тебе… Но ведь всё — буквально все! — говорит о его малодушии…

— Например? — сухо спросил Шери.

— Враги теснят его повсюду…

— Точнее: где?

— Хетты на Севере… В Ретену… Эфиопы бьют..! Не довольно этого?

— Нет.

— Почему?

— Потому что он может согнуть нас с тобой в бараний рог. Для этого достанет у него и силы и воли. Рекомендую тебе: осторожность, осторожность и еще раз осторожность!

— Но ведь этак можно превратиться в бездельника. Осторожность хороша, когда она точно отмерена.

— Об этом и идет речь.

— Между тем ты отдаешь меня в руки некоей красавицы. Тут, по-моему, предосторожностью и не пахнет…

— О нет! — Шери остановил его властным жестом. — О нет, ты не прав. Вот встретишься с нею. Потом мы повидаемся с тобой. И тогда скажешь свое мнение. А до того, прошу, не настраивай себя против Ка-Нефер. Мне это очень неприятно… Она тебя познакомит с его светлостью Хоремхебом…

— Светлостью?! — воскликнул Нефтеруф. — И Хоремхеб стал светлостью! Вот в какое чудное время мы живем! Я могу представить себе любую светлость, но только не этого мужлана…

Шери дал ему выговориться. Бывший каторжник сыпал словами, перемешанными с проклятьями и отборной руганью. Неблагоразумно было останавливать его — на это потребовалось бы слишком много сил.

«…Он очень сердит, он очень обижен. Воистину этот Нефтеруф явился сюда, в Ахетатон, чтобы совершить правосудие. Если не этот — тогда уж никто! Ибо никто так не обозлен, как Нефтеруф, и нет человека сильнее Нефтеруфа. Он свое сделает. Он обязан сделать это!..»

— Ты свое сказал, Нефтеруф?

— Не совсем.

— Я подожду. Я не тороплюсь. Я слушаю.

Шери говорил очень тихо и очень спокойно и сумел этим нехитрым способом остановить горячего друга.

— Спокойствие, спокойствие, Нефтеруф, — сказал Шери.

— Не могу слышать это слово! Если бы ты пробыл в дыре, которая именуется золотым рудником в Желтых горах, — вел бы себя иначе. Тогда бы ты схватил камень и постарался бы забросить его во двор этого проклятого дворца. — Нефтеруф кивнул туда, за реку. — Бросить в надежде, что он попадет по назначению…

— Сейчас тебе придется сойти к реке…

К переправе подплывала черной тенью огромная ладья. Да, надо идти… Шери счел необходимым еще и еще раз предупредить своего единомышленника.

— Нефтеруф, мы с тобой будем связаны. Невидимо для чужих глаз. Ка-Нефер — хороший посредник. Ты обживись в этом городе. Постарайся не выдать себя. Ты понял меня? Не выдать! Я обращаюсь к твоему разуму: возьми себя в руки, остуди себя.

— Мне обидно. Очень обидно. Я готов рыдать…

— Остуди себя!

Нефтеруф как бы обращался к самому себе: