Морис Юлет - Ричард Львиное Сердце

Когда флот короля Ричарда подъехал настолько близко, что можно было разглядеть город, то стало ясно, что наделали сарацины: они взяли внешние укрепления и заняли мост. Исподволь проделали они в стенах проломы я толпой ворвались в город. Флаг на крепости еще развевался, но на улицах вокруг него шла битва или, вернее, резня. Падение Яффы составляло вопрос нескольких часов.

Король Ричард стоял на корме своей галеры и наблюдал за этой картиной. Вот, видит он, бегом несется вниз по молу человек, а за ним с полдюжины других, желтых всадников.

Беглец был, по-видимому, священник: когда он нырнул, на солнце блеснула его бритая макушка. Он нырнул в морскую зыбь и поплыл отчаянно, спасая жизнь свою. Преследователи подъехали к самому берегу и стали стрелять в него из самострелов. То были телохранители Саладина, ловкие стрелки, которые никогда не покидали его. Но священник плавал, как рыба: они промахнулись.

Король Ричард сам вытащил из воды беглеца, схватил его за подрясник, и заключил в свои объятия, как любовницу.

— О, храбрый пастырь! О, неустрашимая душа! — кричал он, весь под впечатлением мужества человека. — Дайте ему место, пусть он отхаркает соленую воду! Душой моей клянусь, бароны, дай Бог, чтоб глоток вина был так же славен, как этот глоток соленой воды.

Священника усадили, и он начал свой рассказ. Весь город в развалинах; все мужчины, женщины и дети перерезаны. Держится еще только крепость. Нельзя было терять ни минуты! И вот король Ричард как был в рубахе и штанах, в башмаках, без шлема, без всякой брони схватился за меч и за секиру.

— Эй! Кто с Анжуйским? — выкрикнул он и бросился к берегу вплавь.

Де Бар кинулся за ним по пятам, затем, с громким криком, и Гастон Беарнский и ярл Лейчестер, спина в спину. За смельчаками поспешили епископ Солсбери, человек сильный духом, Овернец, лиможец и Меркадэ. Вот и все восемь главарей, составлявших экипаж «Волнореза», не считая разжиревших дьяков, не больших любителей воды. Как только люди с других судов заметили, что происходит, они тоже, то здесь, то там, стали бросаться в воду; остальные в лодках достигли берега и завязали бой с конницей сарацин и с их лучниками. А та восьмерка уже давно опередила их и пробила себе дорогу в разгромленный город.

Как они совершили свой подвиг одному богу войны известно, но что они совершили его — это верно. Все рассказывают о нем одинаково — Богаден и Випсоф [55] английские летописцы того времени , мусульмане и христиане. Кто знает короля Ричарда, тот может представить себе, какая ярость обуяла его тогда, какая забушевала в нем буря желчи, обиды, озлобления! Они были так могучи, что напрягли невероятно его мышцы, превратили его спутников в обожателей, сделали его неприступным, превратили его в самого беса. Но то был не бес, ослепленный яростью, а холодный бес, который мог обдумать свою хитрую затею, мог мудро выбрать наилучший способ для своего удара.

Ворвавшись в городские ворота, смельчаки сплотились и двинулись вперед правильным клином, щит за щитом. Во главе, у острия клина, стал сам Ричард со своей секирой. Быстрым шагом прошли они по улице, не оглядываясь ни вправо, ни влево; они прямо наступали на крепость, прорывая и попирая ногами все, что становилось им на пути. Сперва помеха невелика: только за углом из переулка налетел на них отряд нубийских копейщиков в надежде отрезать им наступление боковым движением. Ричард остановил свой клин, и темнокожие разили копьями прямо в щиты христиан с такой силой, что наша дружина закачалась, как хворост. Но клин держался стойко. И кровава была его работа секирой и мечами! Богатыри положили на месте большую часть нубийцев, телами своими оттеснили толпу, напиравшую на них по пятам, и продрались до площади перед крепостью. Здесь все было заполнено крикливой толпой; барабаны обращали день в ад кромешный; большие знамена развевались и раскачивались, словно камыш над водой. Кто пытался поджечь крепость, кто карабкался на стены с других сторон. Вся площадь бушевала, как смерч, посреди целого моря напряженных лиц, который вздымал и людей и колеблющиеся водоросли их знамен.

Король Ричард видел, как обстоит дело в этом зловещем улье: эти люди не могли драться в такой тесноте; конница ничего не могла поделать в плотной массе пехотинцев; лучники не могли стрелять, когда их замкнули в толпе; копья и даже дротики не могли соперничать с мечами. Но он видел также толпу, напиравшую на крепость, и эти угрожающие поднятые руки, и эти вытянутые шеи.

— О, Господи! — взмолился он. — Неверные вторгаются в Твое наследие!.. По слову моему, господа, пробивайте дорогу!

И голосом, покрывшим адский шум натиска, он крикнул:

— Спаси нас, святой Гроб! Спаси нас, святой Георгий!

Клин врезался в самую чащу врага. В этой работе мясников люди рубили и пилили живое тело. Много, много крови стоила она! Рукоятка секиры короля заскорузла от крови и, наконец, при последнем ударе не выдержала, согнулась, как мягкий стебелек. Ричард завладел палашом обезглавленного мамелюка и продолжал работать. Раз, два, три, четыре раза врезались герои в этот рой людей, и ничто не могло расстроить их порядка; только Ричард порезал себе ноги, наступая на железные брони падших или на изломанные мечи; у остальных не было ни царапины, так как они были в латах. Они удерживали площадь за собой, пока не подоспел граф Шампанский со своими рыцарями и с пизанскими лучниками, тогда сражение окончательно было выиграно. Осаждающие были прогнаны; над домом храмовников взвилось знамя с английским драконом.

Король Ричард предался отдыху. Но два дня спустя на склонах выше Яффы разразилась настоящая битва: Саладин в последний раз сразился с Ричардом, и Мелек сломил его. Наш король со своими пятнадцатью сподвижниками опять выстроился клином и уложил столько врагов, сколько было его душе угодно. Но на этот раз неприятель уже знал с кем имеет дело, и резня была не так жестока. Однако левое крыло наступающих войск ворвалось в город, и гарнизон был объят ужасом. Но и тут накатился Ричард и выпер врага через другой конец города; там неверные и погибли в пучине морской. Очевидцы говорят, будто он сделал все это сам один. Возможно, ведь его имя гремело грозой в ушах сарацин. «Такого бойца свет еще не видал!» — говорили они. При виде его они, как стадо овец, сбивались в кучу, и, как овцы, рассеивались при каждом его натиске.

«Да воскреснет Бог! — восклицает Мило, потрясая пером. — И вот Он воскрес. О, лев на стези! Кто устоит против тебя?»

Ричард загнал Саладина в глубь холмов и еще раз принудил его укрепить сторожевые башни Иерусалима. Но он уже достиг предела своих сил. К нему привязался недуг, и к приливу ярости присоединилось старое точащее отчаяние.