Владимир Нефф - Императорские фиалки

Недовольно ворча, Пецольдова неприязненно поглядывала на деревянную стену соседней конюшни, которую сильно невзлюбила. Во-первых, она наполовину загораживала ей вид на окрестности, а во-вторых, старуха не без оснований подозревала, что новые деревянные постройки Недобыла напирают на ее домик и издевательски показывают ему зад за то, что он — маленький и ветхий — мешает их неожиданно буйному росту. Затем она вошла в кухоньку, где на железной печке, набитой пылающими корнями выкорчеванных вишневых деревьев, стоял бак, до краев наполненный дымящейся водой. «Ну вот, я думала выполоскать в этой воде, — злилась старуха, подкладывая дрова в печь, — а теперь придется вылить ее в корыто и греть другую. Еще хорошо, что вырубили сад и топлива у нас вдоволь». Она схватила бак за обе ручки, крякнув, подняла и, поддерживая его впалым животом, прикрытым жестким, как доска, серым передником, понесла во двор, к корыту.

«Счастье еще, — думала она, — что у меня, слава богу, пока сил хватает!»

Вопрос, что же понадобилось от нее молодой Шенфельд, не шел из головы старухи, назойливый, как муха, которую сто раз отгоняли, а она снова и снова возвращается к сладкому пирогу. «Сперва она поговорила о Матоуше, — раздумывала старуха, намыливая на стиральной доске тонкие рубашки Борна. — Что же еще ей хотелось услышать? Кто бы подумал, сынок, что через три с половиной года после твоей погибели такие важные, знатные господа станут о тебе расспрашивать! Чего им надо, чего они тобой интересуются, что из этого выйдет? Наверняка ничего хорошего; ну, даст бог, и ничего плохого, ведь я, к счастью, умею держать язык за зубами, помню, что бедняку с господами не по пути, не раз уж на свете так бывало, паны дерутся, а у холопов чубы трещат. А вот ты, бедняга Матоуш, этого не понимал; все твердил, я, мол, не обыкновенный преступник, а политический, так же, как пан Борн. Да еще какой-то пан Гафнер неведомо как в это дело впутался, а теперь они все живут да поживают на белом свете, а тебя нет как нет, мой сыночек, одного тебя ждал такой страшный конец. Ну, ладно, Матоуш, не буду тебя попрекать, как попрекала, пока ты жив был, это теперь ни к чему, спи спокойно, сынок, не огорчайся, слава богу, я на этом свете осталась, а я уж сумею вместо тебя держать язык за зубами, я выращу твоих детишек, смогу их защитить, не дам господам сожрать, как тебя сожрали; не допущу, чтобы дети кончили, как кончил ты, даже если мне придется для этого прожить до ста лет и стереть руки по самые локти. Это я тебе обещаю, Матоуш».

Старуха все стирала и стирала, пока полуденный колокольный звон не напомнил ей, что пора ставить на плиту картофель.

Как уже было сказано, историческая беседа Недобыла с архитектором Бюлем о перестройке «Комотовки» происходила во второй половине июля 1874 года. Сразу же после этого, тщательно изучив местность и учтя все пожелания Недобыла, Бюль уселся за чертежный стол и принялся за проект. Поскольку дом должен был быть благоустроенный и образцовый, дом, на постройке которого не надо было экономить, воплощенна мечты Недобыла, импозантный дом, которого наверняка с нетерпением ожидала на небесах незабвенная Валентина, дом, воздвигаемый в самом начале центральной магистрали Жижкова — Ольшанского шоссе, будущей Карловой улицы, сейчас именуемой улицей Калинина, работа над проектом была весьма ответственной; архитектор Бюль отнесся к нему с большим тщанием и просидел над ним целых пять недель, до конца августа. А 1 сентября того же года начали копать котлован для фундамента.

Два крыла должно было быть в этом доме, два мощных четырехэтажных крыла — одно обращенное на юг, к Ольшанскому шоссе, второе — параллельное насыпи железной дороги имени Франца-Иосифа и образующее, разумеется, прямой угол с южным крылом, одним своим концом обращенным на запад. Южное крыло предполагалось сделать длиною в тридцать четыре метра, западное — тридцать один метр. Стены фасада в местах наибольшей нагрузки проектировались толщиной в девяносто шесть сантиметров, в местах с меньшей нагрузкой — восемьдесят сантиметров; толщина стен средней части здания, где стоят печные трубы, по плану была восемьдесят сантиметров.

А теперь перейдем к фасаду, к тому, каким проектировал его архитектор Бюль, что одобрил Недобыл и что в конце концов получилось. Как охарактеризовать его одним словом? Это был дворцовый фасад, созданный по образцу домов аристократии, но тонко приспособленный к меркантильно-разумным, трезвым буржуазным расчетам, ибо в конечном счете строилась не княжеская резиденция, а доходный дом, правда роскошный. И все-таки на первоначальном эскизе Бюля мы видим — зрелище воистину трогательное — над обоими парадными балконами на третьем этаже южного крыла, а также над балконами на третьем этаже западного крыла какие-то украшения, весьма напоминающие дворянские гербы: щит, поперек него бревно и шлем, увенчанный гребнем. Однако это — лишь в проекте. Поскольку дело касалось дорогой ему «Комотовки», Недобыл был честолюбив, но авантюристом он не был и потому эксцентричности Бюля не одобрил; кончилось дело тем, что балконы отделали, в чем мы можем убедиться и сейчас, красивыми рельефами с инициалами Недобыла «М. Н.».

Особенно большое значение придавал Недобыл третьему этажу, сюда собирался он, женившись вторично, привести молодую жену, здесь хотел жить и завести детей, потомки которых должны были впоследствии восторгаться творением его рук. Поэтому балконы этого привилегированного этажа были украшены не только упомянутыми инициалами скромного имени Недобыла, но и восемью — по два с каждой стороны — пилястрами, то есть наполовину выступающими из стены колоннами, коринфские капители которых доходили до навеса крыши; окна этого замечательного этажа венчались трехгранными тимпанами, тогда как карнизы окон второго и четвертого этажей были скромными, гладкими, а окна первого этажа, облицованного имитацией рустики, просто сводчатыми. На втором этаже тоже было четыре балкона, два на юг и два на запад, но без инициалов и пилястров, а на четвертом этаже балконов совсем не было.

Архитектор предполагал увенчать этот импозантный фасад — впоследствии это было сделано — двумя короткими, расположенными на углах обоих крыльев и окаймлявшими крышу балюстрадами с огромными, высеченными из песчаника чашами, которые возвещали каждому, приходящему из центральной части Праги, что дом расположен у подножья исторической горы Жижки и что жители этого дома горды близостью к месту, где великий полководец одержал славную победу.