Роберт Виппер - Иван Грозный

О том, чтобы собрать ополчение для обороны Ливонии, не могло быть и речи. Понятия Ливонии, как государства, как общего отечества, не существовало. Землевладельцы и бюргеры погрязли в феодальных понятиях средневековья. Ландтаг, носивший характер конгресса мелких независимых государей, не имел бюджета, не собирал правильных налогов, федерация не располагала финансами; дворяне боялись дать крестьянам оружие, потому что последние немедленно обратили бы колья против своих господ. Рыцарство не умело и не хотело защищать свою страну от внешнего врага.

В политическом и социальном отношении высшие правящие классы Ливонии представляли картину очень неутешительную. Реформация была проведена в Ливонии как чисто финансовая операция и как переход к привольной, беспечной, безответственной и даже беспорядочной светской жизни. Орденсмейстеры, следовавшие за Плеттенбергом (Брюггеней, фон, дер Реке, Гален, Фюрстенберг), были ветхими, впавшими в детство стариками или ловкими спекулянтами, неспособными управлять орденской организацией, но отлично устраивавшими свои денежные дела и интересы своих родственников. Епископы с легким сердцем допустили "свободную проповедь евангелия", а под шумок выгодно продавали свой сан, связанный с пользованием богатыми имуществами, затем спешили переехать в пределы империи, большею частью в Вестфалию, где первым делом вступали в брак, чтобы проживать запасы накопленных в Шивонии денег. Дворянство, добыв у епископов и орденсмейстеров привилегии на безграничное пользование ленами, превращенными в полную собственность, и на эксплоатацию крестьянской барщины для обработки своих имений, стало равнодушным к политике и забросило военное дело. Все мысли обратившихся в рантье дворян были направлены на сохранение своих социальных преимуществ. В смысле моральной оценки это было царство лени, праздности, прожигания жизни; о пьянстве и разврате в среде помещиков говорят все свидетели того времени.

В высших классах Ливонской федерации русский завоеватель не мог встретить сопротивление. В этом смысле борьба русских и немцев в 1558 г. отличается от войн 1242 и 1502 гг. С одной стороны было энергичное и систематическое наступлений, а с другой – растерянность, паника, беспорядочное бегство, искание защиты у новых покровителей, которые могли бы заменить разметавшихся в страхе старых феодальных суверенов, орденсмейстеров и епископов.

Крупнейшая из всех войн, веденных русскими в XVI веке, Ливонская война есть вместе с тем важное политическое событие общеевропейской истории. Ливония от XIII до XVI века входила в состав распадавшейся тогда Германской империи, огромного средневекового государства, построенного на началах феодальной иерархии. Такие устарелые, слабо сплоченные политические тела, представлявшие остаток междуплеменных союзов, не успевшие объединиться и приобрести национальный облик ко времени развития денежного хозяйств и широкого товарного обмена, неминуемо должны были стать жертвой завоевательных стремлений новых государств, опиравшихся на господство единой нации и проводивших энергично национальную политику.

В Ливонской войне обнаружилось не только военное превосходство русских над немцами; и в смысле политического развития Московское государство XVI века далеко опередило Германскую империю, застывшую на строе XIII века.

Окружающие Ливонию державы были заинтересованы в приобретении юго-восточного побережья Балтики. Литовско-польское государство, одинаково с Москвой, нуждалось в выходах к морю для прямых сношений с Западом, для сбыта туда сырья и подвоза оттуда фабрикатов. Два скандинавских государства, Швеция и Дания, собственно не имели непосредственных торговых интересов в Балтийском море. Они скорее выступали привратниками выходов, на манер средневековых рыцарей, подстерегавших купеческие корабли на морских путях и торговые караваны на переправах и в горных проходах. Выгоды собирания транзитной пошлины с морской торговли были так велики, что между двумя скандинавскими государствами из-за Балтики разгорелась жестокая борьба; особенно обострилась она в семилетней Северной войне 1563-1570 гг., совпадающей с первым периодам Ливонской войны Грозного.

Судьба Ливонии в высокой степени занимала Германию. Ганзейский союз, старая морская федерация, низверженная в конце XV и начале XVI века, пытался вернуть свое торговое положение на востоке и со смешанными чувствами страха и надежды смотрел на возрастающее могущество Москвы. Интересно наблюдать, как в Германии мечтают опереться на Москву, использовать ее физическую силу и подправиться, омолодиться за ее счет, и как в то же время отдельные члены распадающейся империи боятся неведомой таинственной восточной громады.

Главная победительница Ганзы Англия вторглась в Балтийское море следом за отступающими ганзейцами. Пробивши в 1553 г. путь к Москве через Белое море, англичане обеспечили себе монополию северной торговли в Московском государстве. Не довольствуясь этим, они поставили целью овладеть и другими торговыми пунктами восточной державы. С притязанием на господствующую роль выступили они в 1558 г. в завоеванной Иваном IV Нарве. Между прочим, англичане стали ввозить сюда свою суконную мануфактуру, вытесняя с рынка ганзейцев, торговавших фламандскими сукнами. Это втягивало в сложную борьбу за балтийскую торговлю еще одну великую державу, в обладании которой находилась индустриальная Фландрия, – Испанию. Два соперника, Англия и Испания, борьба которых в западных водах Европы заполняет собой XVI век, нашли себе еще одно поле столкновений – в Ливонии.

Московская дипломатия, не имея в числе претендентов на Ливонию настоящих союзников, старалась извлечь выгоду из столкновения соперников за обладание Балтийским морем. Издавна стремилась Москва к сближению с Данией против Швеции; Ивану IV оставалось только возобновить политику своего деда, уже в 1493 г. заключившего с Данией договор о разделе орденских владений в Ливонии. Добрые отношения с воинственным, предприимчивым, хорошо вооруженным государством проливов считались настолько важными, что в 1562 г. В Копенгаген ездил лучший дипломат Москвы, дьяк Висковатый, по-видимому специалист по датским делам.

Первая кампания – 1558 года – создала на Западе впечатление необыкновенного могущества и силы натиска восточноевропейской державы.

В числе разных отзывов об успехах московского царя в начале Ливонской войны есть письмо французского протестанта Юбера Ланге, проживавшего в саксонском Виттенберге. В августе 1558 г. Кальвин узнает от своего корреспондента, что "Мосховитский государь опустошил почти всю Ливонию и взял города Нарву и Дарбат (т. е. Дерпт). Говорят, что совсем недавно он занял Ревель (характерно, как преувеличение русских побед), большой приморский город с очень удобной и безопасной гаванью. В Любеке снаряжается флот на средства саксонских городов для подания помощи ливонцам. Но это больше ничего, как приготовление легкой победы Мосху, который собирает до 80 или 100 тысяч конницы. Король польский остается праздным зрителем этой трагедии; но Мосх выбьет из него эту лень, если займет Ливонию, потому что Литва, Пруссия и Самогития граничат с ней. Да и не похоже, чтобы властитель Мосховитский успокоился: ему двадцать восемь лет, он с малого возраста упражнялся в оружии и по натуре очень свиреп, при чем его воинственность еще усилилась благодаря ряду удачных войн с татарами, которых он, говорят, побил до 300 или 400 тысяч. Он постоянно возит с собою трех пленных царей, между ними того, у которого он вырвал Казань. В недавнее время он жестоко напал на шведского короля, который только ценой денег смог купить себе мир. Если суждено какой-либо державе в Европе расти, так именно этой (si ullus principatus in Europa crescere debet, ille est)".