Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды

Тевкелев понял, что у них, наверное, есть какой-то веский предлог для расправы. Пришел час испытаний. Час, когда в один миг ломается стекло, не ломавшееся тысячу лет. Что делать? Что предпринять?

Они сидели и молчали, желая успокоить друг друга, но не находили слов для утешения.

— Необходимо что-то предпринять! — прервал молчание Абулхаир. — Первым делом надо послать гонца к Букенбаю. Если здесь объявятся джигиты, у которых кровь потемнела от жажды мести, их ничто не остановит. Никого не пожалеют, все и всех сметут со своего пути... Нам понадобится подмога... И еще, считаю, любым, возможным и невозможным, способом вас нужно вернуть на родину, — хан замолчал, прикрыв в изнеможении глаза. — Мой народ совсем меня доконал, нет у меня больше сил держать его в узде! — вдруг вырвалось у Абулхаира.

— Доложите русской императрице: я стыжусь того, что не смог оказать ее послу почета, достойного вашей великой страны. Пусть милостивая государыня-императрица не гневается на меня за то, что я верный и несчастный ее слуга, не смог убедить народ в правильности избранного мною пути. И все же я не хочу терять надежду! С помощью России и ее величества я приведу к цели мой народ. — Абулхаир нахмурился. — Следует сурово наказать биев, которые плетут козни, чинят расправы. Их нужно убрать отсюда, выслать в самые далекие места необъятной России. Первым — султана Батыра...

У Тевкелева сердце обливалось кровью, когда он слушал хана. Движимый острой жалостью, он ответил:

— Если мне удастся добраться до родных пределов, я обо всем доложу точно и... особо отмечу вашу верность, честность и желание служить России. А народ, он поймет вас, я уверен, поддержит со временем.

— Если бы ее величество вняла мольбам нашим и поставила крепость у реки Ор! Это помогло бы мне в моих замыслах. Прежде всего — сломить упорство и сопротивление моих врагов. А тогда, ручаюсь, я смогу повести народ за собой. — Абулхаир судорожно вздохнул и продолжал более спокойно и уверенно. — Я считаю своим долгом отправить к царице вместе с вами моего сына Ерали и султана Нияза. Обязуюсь ежегодно посылать великой государыне в качестве заложника одного из моих сыновей. Как иначе я могу доказать ей свою преданность и верность? Есть у меня к вам просьба: не задерживайте надолго моего Ерали и султана Нияза. Иначе в народе опять пойдет злая молва. — Абулхаир, поколебавшись, все-таки добавил: — Не сочтите мой совет за нескромность, господин Тевкелев, но, я думаю, вам было бы хорошо взять с собой также кого-либо из сыновей или братьев предводителей родов, поддерживающих нас. Таких, как например, Букенбая. Оно надежнее будет, а клятва их вернее. Всех надо держать крепко за пуповину, чтобы не забывали своих обязательств.

Беседа Абулхаира и Тевкелева походила на беседу людей, потерпевших жестокую обиду и теперь вынужденных утешать друг друга.

Когда Абулхаир возвращался в свой аул, он увидел возле лачуги Зердебая пять оседланных лошадей. Его сердце сжалось от недоброго предчувствия.

Слуги доложили хану, что к мастеру Зердебаю пожаловали сваты из улуса Барака и что он и его жена безумно этому рады.

Букенбай снял с головы огромную шапку и рукоятью камчи почесал за ухом:

— Правильно, разумно! Вам надо выбираться отсюда! — одобрил он планы хана и посла. — Я тоже дам вам от себя человека — двоюродного брата Кудайназара. Он проводит посольство до Уфы. Но во избежание сплетен верните его обратно.

Тевкелев кивнул в знак согласия и произнес:

— Вот что еще, батыр. Доверяю вам посланцев Церена Дондука. Доставьте их в улус. Важно, чтобы они прибыли туда невредимыми...

Букенбай собрался в дорогу, но тут на севере показалась черная точка. Она приближалась, увеличивалась. Вскоре можно было уже разобрать, что это человек, который ведет на поводу верблюда. Почему он еле-еле плетется, с трудом переставляет ноги, а не садится на верблюда?

Самые нетерпеливые сели на коней и помчались человеку навстречу.

Черный верблюд с рваной ноздрей опустился на живот неподалеку от юрты посла. На его спине были два человека, оба в крови. Пеший джигит упал, весь обмякнув, и только безмолвно показывал рукой на тех двоих.

С трудом развязали узлы аркана, которыми двое были связаны друг с другом и привязаны к верблюду. Их унесли в юрту, а джигита подхватили под руку и повели к послу. Помогли переодеться, умыться. Еле отняли у бедняги кумган с водой — так он был измучен жаждой.

Джигита звали Бораш. Его направил к Тевкелеву полковник Кошелев с письмом. Вместе с Борашем он распорядился снарядить двух джигитов, они прибыли в Уфу от хана Букенбая два месяца назад.

В пути их окружили около восьмидесяти всадников — башкир. Они были раздосадованы и обозлены, что их набег на Средний жуз оказался неудачным. Башкиры не тронули Бораша как посланца воеводы Кошелева, но зато вовсю отыгрались на казахах — живого места на них не оставили. Били кнутами, наконечниками копий, ногами. Потом связали их и, сунув повод от верблюда в руки потрясенного Бораша, скрылись.

Хан и посол приказали своим людям хранить эту новость в строжайшей тайне до тех пор, пока русские и башкиры не покинут здешних мест. Раненых велели держать под охраной, чтобы ни один чужой глаз их не увидел.

Посольство тайком стало готовиться в путь. Не дремали, собирались потихоньку люди Абулхаира и Букенбая, которые должны были сопровождать Тевкелева. В юрте Зердебая тоже суетились, но эта суета была на виду у всех, вызывая любопытство обитателей этого аула.

Уже неделю не раздавался привычный стук молоточка Зердебая. У него были другие заботы: впереди свадьба единственной дочери. Его жена тоже преобразилась, ходила аккуратная и причесанная. Перерыла все эти годы не открывавшиеся сундуки и тюки, извлекла все самое нарядное — украшала дочку и себя тоже не забывала.

У Зердебая прибавилось родни. В соседних аулах отыскались вдруг родственники, понаехали, поставили свои юрты по-соседству с жалкой, прокопченной юртой мастера. Около Зердебая все время крутились мужчины, готовили скот к убою, сабы с кумысом. Вокруг жены Зердебая вились женщины, украшали юрты, разбирали какие-то вещи, шили что-то. Около дома Зердебая стоял, нарастая с каждым днем, гул оживленных голосов. У коновязи все прибавлялось и прибавлялось лошадей.

У Абулхаир-хана вся эта возня вызывала какие-то неясные, смутные подозрения. Ему казалось, что мужчины, которые точат ножи, режут скот, помешивают в котлах, в то же время неотрывно следят за ханской юртой и посольством, высматривают, наблюдают, что там делается. А потом докладывают обо всем всадникам, которые скачут в разные стороны вроде бы за посудой, ковриками и циновками, необходимыми для свадебного пира мелочами...