Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды

Как псами, велеречивые пустомели травят суесловием единство своего народа. Будто им невдомек, что к единству ведет не слово, а дело.

Дела, а не слова. И джунгары доказали это. Между тем – они тоже кочевники! раздоров да распрей у них тоже хватало! Но они не твердили, подобно кукушке, вьющей гнездо где попало, с раннего утра до ночи: «Давайте жить в согласии, давайте жить в согласии!» Они решили: сразу сечь головы тем, кто осмелится замахнуться на единство, посягнуть на согласие народа.

Если – постановили джунгары – один улус совершит набег на другой, все добро, все имущество у него отбирается. Половина идет потерпевшей стороне, другая делится поровну между остальными улусами. Если же потерпевшие – слабое, малочисленное племя, то в его пользу с виновных сверх того взимается плата в сто щитов, сто верблюдов, тысячу коней… Мало найдется охотников до чужого добра под угрозой такого наказания! Бога молить будешь: «Господи, помоги, чтобы какой-нибудь дурень ограбил нас!»

Испокон веков известно: людей объединяет дело, а разъединяют слова, и все никак не можем забыть, простить другому пустячную обиду. Лелеем ее, бережем, как драгоценность! Опору для сегодняшнего дня, истину ищем в ссорах и спорах давно минувших лет: «Тогда-то твой отец замахнулся на моего отца! А мать оскорбила тогда-то мою мать!..» Сами приносим в жертву старым дрязгам необходимость объединиться.

Джунгары положили конец и этой глупости. Объявили во всеуслышанье: «Все споры и обиды, имевшие место до 1627 года, предать забвению! А кто вздумает ворошить их – тот заклятый враг ханства!..» У ойратов не должно быть чувства мести по отношению к своему единокровному брату – ойрату. Утолять жажду мести следует на врагах! Если ойрат отважен, пусть покажет свою храбрость, сражаясь с врагами. Если ойрат оскорблен, пусть обрушит свою ярость на тех, кто находится за пределами Джунгарского ханства!

Из всего сущего на земле для ойратов не должно быть никого ближе, чем человек одной с ним крови. Ойрат должен просить бога в своих молитвах не только о своем благе, но и о благе всех джунгар. Он должен не только заботиться о том, как осуществить свои чаяния, но и чаяния других ойратов.

Лишь тогда желания каждого ойрата совпадут с общими желаниями, а заботы и думы сольются с заботами и думами всего народа.

Лишь тогда ойраты станут многочисленным и сильным народом и будут способны дать отпор любому врагу. Есть-де среди врагов и такие, что плодятся, как щенки, несутся как куры…

Даже если у тебя голова золотая, а зал серебряный, даже если ты самый храбрый из храбрых, а родичей у тебя мало, потомство твое скудно – ты ничего не добьешься. Жизнь признает один закон – закон силы. Богатство страны – в табунах и отарах, счастье же, слава и авторитет – в многочисленности потомков.

Коли так, то для маленького народа, каким пока являются ойраты, нет и не может быть человека презреннее и ничтожнее, чем бесплодный мужчина и бесплодная женщина. Счастье, радость народу приносит не смазливое лицо бесплодной красавицы, а выпирающее пузо беременной женщины, способной приносить потомство.

В глазах ойратов нет и не может быть родителей глупее и недальновиднее, чем те, которые позволяют созревшей для материнства дочери в одиночку нежиться в постели. Каждые сорок ойратских шатров, доходили слухи до казахов, каждый год устраивают свадьбы четырем холостякам. Каждые десять домов должны женить одного юношу, снабдив его добром и скотом. Если же это правило нарушилось, ослушники обязаны были заплатить штраф.

Самый тяжкий позор для ойратов – не получить потомство от достигших зрелости дочерей и сыновей. Самое тяжкое преступление – убийство ойрата ойратом.

Смертной казнью ойраты карались также в строгом соответствии с уложением. Прежде всего – тот, кто убил ойрата… Кто узнал о приближении врага, но скрыл это… Кто не явился на войсковой сбор, хотя и слышал тревогу… Кто не подал на поле брани в минуту опасности руку помощи своему оглану, тайджи, зайсану, нояну – словом, сотоварищам и военачальникам.

Смертный приговор мог выносить только контайджи. Это было его право.

Если воин не выполнял приказ, ноян имел право отрезать ему руку или ухо, но не имел право посягнуть на его жизнь…

Никому не дозволялось лишать жизни ойрата, а также раба, способного сражаться, и рабыню, способную понести от ойрата…

Число людей, поголовье скота могут расти и увеличиваться там, где царит мир и согласие. Мир и согласие, единство достигаются железными законами, суровыми порядками. Для малого народа излишнее приволье да беспредельные просторы – губительны. Разве могут насытить считанные куски, брошенные на широкий дастархан? Для большого народа губительна теснота, когда нельзя ни повернуться, ни шевельнуться. Измученные жаждой кони топчут друг друга возле узкого корыта с водой…

Прозорливы, джунгарские правители, хитры! – рассуждал Абулхаир. – Расчетливы!.. Хочешь, чтобы малый народ, считают они, не отставал от других – не позволяй ему жить на длинном поводу и в длинных путах, заставь подпоясаться потуже! Только тогда выведешь его на верную дорогу.

Если же хочешь, чтобы большой народ стал великим – не томи его на привязи, дай простора!

Мои сородичи никак не хотят понять этого, не желают! Не хотят протягивать ножки по одежке. Широта и бескрайность наших степей хороши только для скота. Для нас же, людей, это обернулось бедой. Мы кичемся: «У нас каждому хватит не то что по холму – по гряде холмов хватит! Ставь юрту, где душе угодно! Пускай скот на пастбище, коней на луга и – лежи себе, полеживай, в небо поплевывай! Степь в-о-о-о-н сколько и вся твоя! Скот свой, - вода своя, юрта тоже своя! Чего еще надо?

Всяк, кому не лень, выпячивает грудь колесом: как же, он хозяин всему, что простирается до горизонта. Выпячивает и хромой, и кривой, и ленивый, и недотепа! Даже плешивый и тот нос задирает: не боится, что шапка слетит, да голова голая обнажится. Кто увидит его плешь в безлюдной степи?

Кто посмеет зажать в кулак земных этих богов? Все уверены, что никто не сможет этого сделать…

Каждый из степняков сам по себе дружелюбен и радушен, никого зря не трогает, не задирает. Соскучится, очумеет от одиночества – садится на коня и пускается в степь на поиски какого-нибудь путника. Встретит – расспросит, кто он и откуда, кто его родители, кто деды. Непременно признает в нем дальнюю родню или близкого друга своего закадычного друга, пригласит к себе в гости, зарежет ягненка. Вместе жуют насыбай, попивают кумыс, а на прощанье рыдают и обнимаются, словно знакомы с пеленок!

Однако стоит такому радушному и дружелюбному степняку почуять или прознать что кто-то намерен сплотить их, объединить, он начинает показывать норов, тянуть в свою сторону. «Собственный теленочек лучше, чем общий бык», - твердят все упрямо.