Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды

Бежавпше от захватчиков-джунгар казахи сами превратились в захватчиков и грабителей. Хивинцы не могли допустить, чтобы над ними средь бела дня кто-то стал учинять разбой и разор. Кривая сабля оседлавших коней хивинских джигитов срезала голову не одного казаха. Между хивинцами и казахами пробежала черная кошка.

Пересказать все несчастья, беды и позор тех лет невозможно! Лучше и не вспоминать... Абулхаир всегда,и спустя многие годы, содрогался при воспоминаниях о годах великого бедствия. Лишь об одном не может он не вспоминать — о гибели Матэ, мудрого Матэ, который лежал перед ним как живой, в величавом и спокойном раздумьи; о собственных мыслях и переживаниях над дорогой могилой.

«Если умные и энергичные джигиты проявят малодушие, излишнюю скромность, то свяжут по рукам и ногам и свое счастье, и счастье своего народа...» «В наше время народ сможет повести за собой не тигр, не волк, а лиса... То, что рыжая лиса превратилась в жучков-паучков, а потом снова обернулась лисой, наверное, означает надежду на будущее...» Слова Матэ жили в сердце Абулхаира, придавали ему силы в минуты отчаяния и печали, когда у него опускались руки и он не знал, что же делать, как и куда вести народ.

«Неужто и в самом деле народ, именуемый казахами, так и сгинет, разбредется навсегда, не найдя своего места на родной его земле? Не обретя и не сложив своей истории? Не поняв своего предназначения и не создав будущего, которое, как знать, могло бы быть и великим? — одолевали Абулхаира невеселые мысли. — Неужели казахи никогда больше не избавятся от бессилия и собственного безволия? А доля казахов — послушно идти туда, куда велит им нацеленное в затылок острие копья? Делать то, что прикажут враги? Неужто же казахи навсегда перестали быть хозяевами своей судьбы и будут катиться, что перекати-поле, гонимые бурями и ветрами, будут покорно и терпеливо сносить чужие тумаки?..

Нет, должен наступить день, когда народ воспрянет, покажет свою мощь, расправит плечи, взыграет в нем гордый, боевой дух предков и он примет единственно правильное решение — быть достойным его славных дедов и отцов!.. Наступит день, когда они избавятся от позорных прозвищ да кличек: «засаленный треух», «туземец», «нищий», «бродяга», «баран, идущий за бараном» и снова обретет свое подлинное уважаемое имя «казах» и почтительное обращение к себе.

Сможет ли мой народ выдюжить, не дать растолочь себя зубами злобных, словно стая волков, джунгар, жить с другими народами как равный на необъятной земле, которая кормит и греет даже червей и муравьев.

Должен собраться с силами и духом народ, терпящий жестокие лишения, страшное лихо! Должен вспомнить о том, что он народ. Ведь недаром же я когда-то собственными глазами видел, как куча, кишащая жуками и пауками, снова оборотилась лисой! Невозможно такое, чтобы сгинули с лица земли, пропали казахи! Настал мой час — смело выйти вперед! Если люди считают, что я выше, умнее и достойнее равных мне по роду, по крови тюре, то я обязан показать себя народу! Если осталась у меня хоть капля мужества — самое время оседлать решительность, как скакуна, и действовать!»

Однако, стоило Абулхаиру прийти к такому заключению, как дьявольский какой-то голос начинал нашептывать ему: «Ну хорошо, оседлаешь ты свою решительность, а что же дальше? Хивинцы стараются изгнать, выжить казахов из своих пределов, в глаза попрекают. Будучи в силе, на коне, казахи и то не смогли покорить ханства, пребывавшие в довольстве и сытости. Немалая польза и выгода, оказывается, в том, что в иных ханствах есть оседлые люди, дехкане, с утра до вечера колдующие на земле над посевами. Сыты подданные, одеты, обуты.

Эх, если бы удалось когда-нибудь снова встать на ноги, непременно набросил бы одну полу своего ханского халата на прохладные плоскогорья Сарыарки, а другую — на мутные воды Амударьи и Сырдарьи. Тогда не придется нам, как теперь, стоять с протянутыми ладонями перед теми, кто печет в тандыре хлеб. Не придется томиться, изводить себя мукой, отдавая дряхлым старикам за мешок ячменя выращенных в холе и неге дочерей.

Но это все мечты, все это, возможно, и осуществится в далеком будущем. А что же делать теперь, как поступить сейчас? Одно ясно: казахам необходимо найти место, где они могли бы наконец придержать и расседлать коней. И это место — здесь...»

Однажды в жаркий полдень примчался на взмыленном коне гонец Есета из рода тама. Истерзанное бедами сердце Абулхаира чуть не разорвалось: вдруг новое несчасть? В аулах, где жили племена адай, тама, табын, у самих не было покоя, но и другим они не давали покоя тоже. Они осели на землях между башкирами, туркменами и калмыками и все время проводили в стычках и взаимных набегах. Мало ли еще какая беда может нагрянуть в беспокойное то время, когда до обеда кричишь: «Алакай!», а после обеда — «Ойбай!»

О аллах, неужели на этот раз гонец несет радость? Дай бог ему здоровья, издали кричит: «Суюнши! Суюн-щ и!»

— Что за радость у вас?

— Жена батыра родила сына!

— Пусть малыш будет сильным и здоровым!

Судя по тому, что прискакавший издалека гонец никак не может собрать губы, расплывшиеся в широкой улыбке, новоявленный отец от счастья швыряет шапку в небо. Значит, нельзя не поехать на той, никак нельзя!

— Кому еще батыр послал радостную весть?

— Букенбаю, Батыру, Тулебаю, Байсау, Сырлыбаю, Шолану, Есенкулу, Даулыбаю, Сабытаю! - перечислял, захлебываясь от восторга, гонец. — Владыка-хан, не буду докучать вам, называя всех: лучшим людям послал, всем, кто считает себя опорой Жанарыса...

Абулхаир взял с собой свиту и направился на западное побережье Арала в аул Есета. Июльская жара уже была позади, но август еще не вступил полностью в свои права, поэтому зной держался летний. Отряд Абулхаира взобрался на вершину сопки, похожей на одиноко пасущегося в степи верблюда. Где-то вдалеке показалась пыль. Она разрасталась, будто хвост диковинного зверя. Всадники мчались на запад, как стадо бегущих куланов.

— И куда это они несутся как оглашенные!

— Да, видать, очень торопятся! Небось важные дела...

Когда свита хана спустилась с сопки и всадники заметили ее, они полетели еще стремительнее.

— Узнайте, что за люди, — приказал хан.

— Джигиты Абулхаира стали нахлестывать коней. Они давали всадникам знаки, что они-де мирные путники и не опасны для них. Но те не остановились и мчались как безумные.

Джигиты вернулись и доложили хану:

— Не дали догнать себя. Мы кричали им: «Стойте, поговорить надо! Мы не причиним вам зла!» Но они не остановились!

— Как выглядят?

— Трудно было разглядеть. На поводах ведут свободных коней, все кони темной масти, может в поту, потому и кажутся темными. Судя по всему, люди эти издалека!