Николай Задорнов - Война за океан

Сколько было переговорено с этими верными товарищами в долгие зимние вечера, сколько они ему порассказывали о здешней жизни, учили ходить на лыжах, разводить костры, охотиться! Все это очень важно в жизни. Никогда и никому он так не был обязан, как им. Всю зиму боялся, как бы с ними чего не случилось. Оба выжили благополучно, он мысленно благодарил за это бога.

Берег приближался.

— Накат! — сказал Парфентьев, кивая на тяжелые волны, время от времени валом рушившиеся на берег.

На палубу вышел Муравьев. С ним Буссэ и офицеры. Донесся запах дорогих сигар.

— Обратите внимание, ваше превосходительство, какая льдина, — заметил Римский-Корсаков, показывая на белую громадину, видневшуюся на отмели острова Удд. — Я думаю, футов тридцать вышиной.

— Так в залив не пойдем? — подходя, спросил Бошняк.

— Да, встанем на рейде и будем на шлюпках высаживаться.

— Как подумаешь, что ночью можешь встретиться с таким мореходцем! — сказал Римский-Корсаков, глядя на ледяную гору. — Бр-р… — повел он плечами.

— Холодно еще тут! — сказал губернатор. — И это второе июля!

«А каково нам жилось здесь все эти годы!» — подумал Бошняк.

Загрохотал якорь. Судно стало в полумиле от песчаного вала, над которым видны были крыши и мачты. Муравьеву хотелось знать, тут ли Невельской.

— В такое волнение через бар пройти нельзя, ваше превосходительство, — сказал капитан. — Придется оставаться на рейде.

Муравьев знал, что такое местный накат. На море не очень заметно, а на берег рушится большая волна. Плавание вообще оказалось на редкость неудачным, шхуна так часто садилась на мель. Фарватер, не обставленный знаками, утеряли. В лимане бушевали штормы.

В Николаевске следовало решать вместе с Невельским и Казакевичем, где строить батареи, склады, как укрепить вход в реку, где и как расквартировать людей, которые останутся зимовать.

Волнение некстати, Муравьев хотел бы немедленно съехать на берег. Римский-Корсаков обратился за советом к Бошняку, не рискуя высаживать генерала при таком накате.

— У нас на судне Парфентьев, — ответил Николай Константинович, — он лучшим лоцманом считается и может дать гораздо более дельный совет, чем я.

Вызвали Парфентьева.

— Возможна высадка при такой волне? — спросил губернатор.

— Конешно, ваше превошходительство!

Парфентьеву приходилось высаживаться и не при таком накате.

Посоветовавшись, решили, что в шлюпке с гребцами отправится адъютант губернатора Сычевский. Он передаст начальнику поста письмо для срочной отсылки Невельскому, если тот уехал в Николаевск.

Бошняк сказал, что желал бы на берег вместе с казаками. Доктор Вейрих посоветовал генералу не задерживать его на шхуне. Бошняку, по его словам, будет значительно спокойней на берегу, в кругу близких ему людей, о которых он скучает.

Спустили шлюпку. В нее сели матросы, Бошняк, Парфентьев, Беломестнов и Сычевский. Вскоре шлюпка отвалила. Волны то подымали ее высоко, то опускали низко, но не заплескивались, ни единая капля воды не попадала на гребцов. На корме рядом с унтер-офицером сидел Парфентьев.

Вот и берег. Он все ближе, вот он пляшет вверх и вниз, желтый, голый, нагоняющий тоску на любого приезжего, но желанный для Бошняка, который видит в нем отраду и прекрасное зрелище. Это родной берег. Бошняк высаживался тут много раз.

Гребцы налегли на весла, шлюпка пошла быстрей. Вдруг налетел сильный ветер. И то не беда. Теперь дома, а дома ничто не страшно. Черт возьми, настоящий шквал! Поздно возвращаться на судно, берег близко, надо выбрасываться. Унтер-офицер приказал навалиться.

Высокий пенистый гребень подбросил шлюпку. И вдруг совсем близко поднялась и понеслась вверх песчаная коса. Бошняк вспомнил, как, бывало, читал Лермонтова, когда плыл сюда впервые. Весело звучало у него тогда в ушах: «Играют волны, ветер свищет…» Волна рухнула прямо в шлюпку. Сам не понимая, как это могло случиться, Бошняк очутился в воде. Быстро отхлынула волна, вокруг все кипело от пены. Он увидел, что люди барахтаются в воде, и вдруг ощутил под ногами песок. «Слава богу, мы на берегу», — подумал Бошняк. Парфентьев что-то кричал, взмахивая руками. Сзади несся огромный вал, весь в пене. Вдруг коса пошла вниз, песок под ногами исчез. Бошняк плавал прекрасно. Он видел, как Парфентьев выбежал на мель и пустился к берегу, но вал с черневшими обломками шлюпки догнал и рухнул прямо на казака. Неподалеку от Бошняка в воде что-то чернело. Это голова Беломестнова. Бошняк сильными взмахами пошел к нему. Волна ударила снова, вокруг все опять закипело, и все исчезло. Бошняк опять достал ногами дно и побежал по мелкой воде. Гребцы уже были на берегу, они кричали, показывая на воду.

Сбежались люди из селения. Казаков не было.

— Где же они? — спросил Николай Константинович.

— Оба утонули! — сказал смертельно бледный усатый унтер-офицер.

— Шлюпка обо что-то грохнула — и в щепы…

— Льдина… — говорили матросы.

— Какая льдина — камень.

— Парфентьева шлюпкой убило!

Бошняк смолк, быстро вскинул свой мешок на плечи и пошагал к зимовью. Навстречу ему шли какие-то люди, кажется офицеры.

— Здравствуйте, Николай Константинович, — обратился один из них.

— Здравствуйте, здравствуйте, дяденька! — небрежно ответил Бошняк. — Ха-ха-ха!

— Что случилось?

— Да товарищи мои такие чудаки!

— Вы не узнаете меня? Мы только что прибыли. Я Корсаков Михаил Семенович. Весь штаб Николая Николаевича прибыл. Как Николай Николаевич себя чувствует?

— А-а! — ответил Бошняк, и взор его прояснился и стал серьезным. — Так это вы?

— Мы все его ждем с нетерпением.

— Но какая неприятность!

Кто-то жал руки Бошняку. Он долго не мог опомниться.

— Как жаль, что Геннадий Иванович уехал, — услышал он чей-то голос.

— Невельской разве тоже уехал? — с испугом спросил Бошняк.

— Да, он уехал в Николаевск. А мы — сюда, но не на пароходе «Аргунь», а на шлюпках. Весь штаб Николая Николаевича собрался здесь. А мы только что прибыли. Да вот и Екатерина Ивановна…

Бошняк, увидя Невельскую, кинулся к ней и зарыдал.

— Что с вами, Николай Константинович? — спросила она, обнимая и целуя его.

— Екатерина Ивановна! — воскликнул он. — Только что при высадке погибли Парфентьев и Кир Беломестнов.

— Успокойтесь, Николай Константинович! — властно сказала она.

— Еще шлюпка отходит от судна.

— Это сам генерал! — раздались голоса.

— Он, видимо, все заметил и решил немедленно высадиться.

— Отважно!

— Он на гичке…

Бошняк, кусая губы и щурясь, зорко всматривался в идущую к берегу шлюпку, словно опасался, что и с ней что-то случится. Екатерина Ивановна заметила необычайную пристальность его взгляда.