Юзеф Крашевский - Дети века

Доктора Вальтера не было видно, догадывались, что он на хорах. Несмотря на изумление присутствовавших, невеста нимало не смутилась, напротив, по-видимому, упивалась своим торжеством.

Когда после благословения все начали расходиться, на паперти собралась целая толпа любопытных посмотреть на молодую жену старика доктора.

Аптекарша предчувствовала это и, толкнув дочь, шепнула:

— Пойдем через ризницу.

— Для чего? — спросила панна Идалия, пожимая плечами.

— Разве не видишь, что будут на нас пальцами указывать.

— Пусть себе показывают! — отвечала красивая панна. — А мне что до этого! Пойдем прямо.

Пан Рожер, стоявший у скамейки, разделял мнение сестры и находил неприличным отступать перед улицей, как он называл толпу.

Когда вышли Скальские, их встретила любопытная, говорливая, смеющаяся толпа, вид которой действительно был неприятен. Надо было иметь хладнокровие молодых Скальских, чтоб, не дрогнув, пройти сквозь этот строй.

Некоторые замечания, высказанные вполголоса, достали даже до ушей Идалии, но она притворялась, что не слышала.

— Но, пани Мацеева, это быть не может: он старый гриб, я его знаю, а она какая молоденькая. Ведь у него служит Казимира?

— Что ж? Родители принудили?

— А старику следовало бы всыпать, чтобы выбить дурь из головы, — говорил сапожник. — Это ни на что не похоже.

— Смотри, Иоася, смотри, — шептала девушка, — как ее жалко! Право, неизвестно, есть ли ей двадцать лет, а ему, говорят, шестьдесят с лишком и седой, желтый. Захотелось грибу цветка.

Вокруг смеялись и злословили, но Скальские слишком высоко стояли над улицей, чтоб это могло оскорбить их. Не особенно также поразило их и неожиданное появление барона Гельмгольда, о прибытии которого ничего не было известно пану Рожеру. Барон подошел к Скальским, поклонился матери, улыбнулся сыну и очень любезно подал руку Идалии.

— Может быть, я первый поздравляю вас и желаю вам от души всего лучшего, — сказал он с принужденной улыбкой.

Невеста серьезно приняла поздравление. Пану Рожеру была весьма неприятна эта встреча: он опасался расспросов, разведок; в то время они уже условились с панной Флорой. После ухода графини Изы они встретились впервые. Пан Рожер рассчитывал, что барон, непрошенный, не станет провожать их и вскоре уйдет, но вышло иначе. Гельмгольд оказался чрезвычайно любезным относительно панны Идалии, пошел рядом с нею и, по-видимому, обнаруживал желание посетить аптеку.

Скальскому в свою очередь неприлично было оказывать холодность человеку, которого принимали прежде с таким радушием. Он сознавал эту необходимость и, собравшись с духом, взял его под руку.

— Вы, конечно, завернете к нам? — спросил он.

Пан Рожер питал еще слабую надежду на отказ барона, но последний любезно улыбнулся и сказал:

— Если позволите.

— На этот раз и сама Идалия желала бы, чтоб он не приходил; конечно, ей трудно было удержаться от кокетства, но нехорошо также и огорчать перед свадьбой Вальтера, которого она к себе ожидала.

Барон Гельмгольд был оживлен, как каждый благовоспитанный человек должен быть в обществе, но за этой маской можно было заметить скуку и даже грусть.

— Ну, что же вы скажете об истории графини Изы с тем господином… как его?

— Лузинский.

— Да, Лузинский!.. Ну, что же вы скажете?

Пан Рожер пожал плечами.

— Это могло произойти лишь с отчаяния.

— Только бы из этого отчаяния не развилось другое, — заметил барон.

— О вас тоже говорили, — шепнул пан Рожер, — что графиня Эмма…

— О, в таком товариществе покорно благодарю! — отвечал барон. — Никогда не имел даже этого намерения. Явно, — прибавил он весело, немножко подумав, — что в воздухе странные супружества.

И он взглянул на пана Рожера, который старался не обнаружить ни малейшего волнения.

— Извините, я думал еще об одном, но то…

Панна Идалия посмотрела на него грозно, и барон догадался, что поступил невежливо; он немедленно переменил разговор.

— Нет ли каких поручений в Варшаву? Я уезжаю туда, — сказал он.

— А, уезжаете? — отозвался пан Рожер.

— Да, сегодня или завтра.

В это время они приблизились к аптеке, но все были в дурном расположении духа; барону хотелось поправить как-нибудь неловкость, но не выпадало случая. Панна Идалия смотрела на него сердито, и кокетство заменила неутолимой жаждой мести. В душе ее так и отзывались слова барона: "странные супружества"…

Не успели войти в гостиную, как под предлогом переодевания и отдыха Скальская с дочерью отправились в свои комнаты. Пан Рожер и барон Гельмгольд остались наедине.

— Ну, — сказал барон, окинув взором Скальского, после некоторого молчания, — каково идут ваши дела в Папротипе с границами, с бабушкой Флорой, с хозяйством и так далее?

— Недурно, — отвечал Скальский.

— Что же вы скажете о моей оригинальной родственнице, а?

— Мне нравятся оригиналы.

— В таком случае — вы должны быть очень ею довольны, потому что она достаточно странна в своем роде. Мне говорили, что и вы ей также очень понравились.

И барон начал смеяться.

— Не знаю, — отвечал Скальский в смущении, — но был бы рад этому.

— Но я не советовал бы вам рассчитывать слишком на это, — отозвался барон. — Панна Флора, как нам известно, переменчивого вкуса. Приязнь свою к молодым людям иной раз она простирала даже очень далеко, а оканчивалось обыкновенно тем, что давала им отставку.

Пан Рожер не знал, что сказать.

— Я и не льщу себя надеждой на какие-нибудь особенные милости, — пробормотал он наконец.

— О, почему же? — сказал барон насмешливо. — Я на вашем месте попытал бы счастья; у бабы денег пропасть, и кто знает, не подвержена ли она и до сих пор мании супружества?

И барон испытующим взором посмотрел на Скальского, который бодро перенес этот выстрел. Несмотря на свои недостатки, пан Рожер имел столько благородства в характере, что не хотел лгать прямо и предпочитал выскользнуть из неловкого положения.

Он замолчал. Барон, однако же, имел, по-видимому, другие намерения и желал его выпытать, так что дальнейший разговор их становился чем-то вроде довольно занимательной игры вперегонки. Гельмгольд не знал ничего положительно, но о многом догадывался, а неудача навела на него дурное расположение духа.

— Что касается меня, — воскликнул он, — то если б не близкое родство, и если б я имел счастье понравиться панне Флоре, чего, впрочем, не заслужил, я воспользовался бы!

Скальский еще молчал, но его молчание становилось более и более знаменательным.

— Признайтесь, пан Рожер, — прибавил барон, — женились бы вы на бабушке Флоре?

Подстреленный таким образом Скальский собрался с ответом; приняв холодный, презрительный, несколько недовольный вид, он сказал: