Юзеф Крашевский - Дети века

— Будет прочным, потому что… я так хочу, — повторила панна Идалия.

На том и кончился разговор.

Случилось так, что со времени своего сватовства, доктор Вальтер не видел Лузинского. Молодой человек часто уезжал в Вольку, и хотя по возвращении оттуда несколько раз приходил к нему, но никогда не заставал дома. Вечно подозрительный и обидчивый Валек счел эту случайность каким-то умышленным, рассчитанным отказом и подумал: теперь я сам никогда не пойду к нему!

И он сидел то у себя в горенке наверху, то у пани Поз, которая очень любезно принимала его, разрешая даже курить сигару, что никому в мире до тех пор не было разрешено, но чаще проводил время, рассчитывая часы, когда не работал, в лавке у Линки. Это не была любовь к девушке, не было артистическое увлечение к идеальной форме, а весьма обыкновенная, очень гадкая страсть, возраставшая с каждым днем, становившаяся с каждым днем пламеннее, и которая более и более казалась натуральной. Поэт как гений имел право Минотавра питаться такими существами, предназначенными на жертву великим людям. Тысячи примеров оправдывали его в собственных глазах; самым спокойным образом он рассчитывал, что бедная родственница так или иначе должна будет пасть жертвой какого-нибудь более смелого соблазнителя, грубого подмастерья. Поэтому, он полагал, что для нее было бы счастьем, если бы он поиграл с ней, как кот с мышкой, и потом обессмертил в балладе.

Говорят о жестокости детей, но и те великие люди, которым кажется, что гением переросли человечество, бывают немилосердны.

Валек, выжидая пока осчастливит графиню, счастливил невинную и неосторожную девушку. Просиживал он у нее долго, иногда даже вечерами. Иногда выводил ее в густой переулок под ветвистые липы и нашептывал сладкие речи.

Сперва как-то случалось так, что отец никогда его не видел, потом увидел и ничего не сказал, потом взглянул сердито и выругал Линку, вследствие чего устроились свидания помимо отцовского ведома.

Заботясь о поведении своего гостя, пани Поз снова, однако ж, послала Ганку на разведку, и проворная служанка так искусно учинила засаду, что отлично видела, как пан Лузинский целовал Линку, а та только смеялась. Донесение это разгневало обладательницу гостиницы "Розы", и она решилась или обратить грешника на путь истины, или немедленно выгнать из дому. Призванный вечером перед грозным судьей, Лузинский отправился к пани Поз; Ганка, Юзька и приказчик были вполне уверены, что подсудимый получит отставку. Действительно, Валек пробыл у хозяйки гораздо долее обыкновенного, вероятно, подробно объясняя свое поведение, но успел так ловко оправдаться, что не только принял тон неприятно повелительный, но вдобавок и пригрозил Ганке, заявляя, что знает о доносе.

Среди всех этих мелочных происшествий в городке наступила смерть аптекаря и его похороны.

Лузинский ездил смотреть на церемонию.

После вышеописанного разговора с панной Идалией Вальтер встретил Лузинского на рынке; доктор возвращался домой, а Валек выходил за город улицей, в которой надеялся встретить Линку.

Взглянувши насмешливо на доктора и поклонившись ему как бы в шутку, Лузинский хотел уже пройти мимо, как Вальтер движением руки пригласил его приблизиться.

С последнего свидания с ним Валек на него сердился и с улыбкой подал ему руку, как бы желая обезоружить; но Вальтер, казалось, не помнил об этом. Напротив, он заметил, что молодой человек дулся на него.

— Что значит, что мы так давно не виделись? — спросил он. — Вы уезжали куда-нибудь?

— Нет, — отвечал сухо Лузинский, — несколько раз пытался я навестить вас, но никогда не заставал. Для чего же было мне настойчиво стучаться в постоянно запертую дверь!

— Я ни в чем тут не виноват, — отвечал доктор, — вы, пожалуйста, не сердитесь за это.

— О, я не сержусь ни на кого, кто делает как ему лучше и удобнее, — отвечал Лузинский, пожимая плечами, — и никогда не мешаюсь в чужие дела. Я хотел только поздравить вас — вас, кто читал мне наставления о неподходящих браках.

Вальтер сморщился.

— Будьте уверены, — отвечал он, — что как ни кажется странным то, что я делаю, однако оно безопаснее того, что вы замышляли и что, вероятно, расстроилось.

Лузинский молчал.

— Знаю, — сказал он через несколько времени, — что старшие всегда имеют претензию учить молодежь, хотя и они часто ошибаются. Так уже принято. Мы, действительно, выслушиваем их.

— Да, но никогда не хотите послушаться, — сказал доктор, взяв Валека под руку и уводя вперед, — а потом через несколько лет, иногда и раньше является опыт, и вы говорите: "Жаль, что я не послушал старика!"

Валек молчал.

— Не сердитесь, пожалуйста, что я мешаюсь в ваши дела; после вы узнаете, что знакомство с вашим отцом давало мне на это право.

— Но отчего вы никак не расскажете мне об отце? Этим вы сделали бы мне большое одолжение.

— Еще не время, — отвечал Вальтер, нахмурившись. — Я даже не должен был говорить вам, что знал его. Мне, собственно, хотелось придать вес моим словам, но все это разбилось о вашу обычную юношескую нерассудительность.

Лузинский находил уже в высшей степени несносным Вальтера, который принял покровительственный тон. На лице его появилась насмешливая, гордая, почти презрительная улыбка, и он смотрел свысока на старого доктора.

— Мне не хотелось бы огорчать вас, — проговорил он медленно, — но я желал бы сказать, что думаю. Вы потеряли всякое право давать молодежи наставления, потому что сами поступали, как мальчик.

Вальтер опустил голову; он чувствовал, что был, действительно, виноват, слаб и смешен.

— Точно так же как вы допустили себя увлечь молодостью, так другие, может быть, увлеклись честолюбивыми видами, — продолжал Валек. — Все мы слабы.

— Да, все мы слабы, — отозвался глухим голосом Вальтер, — и все бываем наказаны за слабость, ибо ничто в мире не проходит безнаказанно.

Оба замолчали.

— Хотите быть откровенны со мною, как с другом отца? — спросил доктор. — Можете ли сказать мне, в каком состоянии ваши замыслы и планы?

— Не имею причин скрываться перед вами, ибо мы теперь товарищи по греху, — отвечал Валек, — мои планы дозревают; они пока еще отложены, но я не хочу бросать их.

— Значит влюблены? — спросил доктор. — Как бы ни была неосновательна эта любовь, она все-таки могла бы оправдать вас.

— Нимало не влюблен, — отвечал хвастливо Лузинский. — Особа эта занимает меня, но то не любовь!

— Любовь часто обманывает, а расчет всегда, — прервал Вальтер. — Помните об этом.

— Оставим этот разговор!

Раздосадованный несколько Лузинский хотел вырвать руку и уйти, но Вальтер удержал его.

— В чем же дело, в богатстве? — спросил он.

— Может быть, потому что это сила нашего века, — отвечал Лузинский.