Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

«Напасть и горесть, штука прискорбная, нечто столь ужасное, что невозможно помыслить, невыносимо слышать, омерзительное преступление, отвратительное злодеяние, позорное свершение, скверная гнусность, вещь совершенно нечеловеческая, чуждая всего человеческого, достигла слуха нашего благодаря донесениям людей, достойных доверия, ввергнув нас в преизрядное изумление и заставив нас затрепетать от неистового ужаса…» и так далее в том же духе. Но в конце концов доходит и до сути приказов: «…все члены сказанного ордена [тамплиеров] без изъятия будут взяты под стражу и заключены в тюрьму, дабы не ушли от суда церкви…» Что же до истинного резона сего невероятного предприятия, далее говорится: «…все их движимое и недвижимое имущество будет изъято, вверено нашему попечению и честно сбережено». Упоминание о «суде церкви» подкреплялось приказом тотчас же призвать блаженных братьев-инквизиторов, каковые допросят пленных тамплиеров касательно вменяемых им преступлений, «прибегая к пыткам при необходимости».

И на рассвете следующего дня – пятницы, тринадцатого октября лета одна тысяча триста седьмого, почти всех тамплиеров во Франции – рыцарей, священников, сержантов и слуг – схватили и заковали в цепи. Отряд, пришедший арестовать рыцарей Храма в Париже, возглавлял сам королевский канцлер – вероятно, чтобы не было сомнений в его полномочиях. С тех пор эту дату считают зловещей, но если для всего мира она стала просто забавным суеверием, для тамплиеров та пятница тринадцатого октября обернулась несчастнейшим днем всех времен. К пыткам приступили в тот же день.

юрьмы не вмещали внезапный наплыв тысяч людей, звеневших кандалами, и пришлось прибегнуть к импровизированным узилищам. Многих тамплиеров – к примеру, схваченных в парижском Храме, – заточили в их же собственных зданиях. Все строения обыскали, устранив все сколько-нибудь ценное, буде удавалось стронуть сей предмет с места. Желаннее всего для Филиппа были сундуки с золотыми и серебряными монетами, а также золотые и серебряные украшения алтарей, самым знаменитым из которых был золотой ковчежец, изукрашенный драгоценными каменьями, в коем хранилась принадлежавшая тамплиерам щепка Животворящего Креста. Прочие же предметы: мебель, украшения, занавеси, оружие и коней – можно было оставить на сбережение на прежнем месте. А поскольку здания теперь заняли войска Филиппа Красивого, упомянутые предметы можно было унести беспрепятственно.

Огорчало лишь, что даже самые тщательные обыски не выявили никаких идолов и сатанинских символов, способных послужить вещественным доказательством греховной ереси. Нашли серебряную голову с некими косточками внутри, но оказалось, что сие суть святые мощи. (Легенда гласит, что за пару дней до начала арестов из Храма выехала телега, нагруженная якобы сеном, увозившая ценности в надежное место, но не осталось ни устных, ни письменных признаний, позволяющих вывести этот рассказ за рамки мифов о тамплиерах.)

Канцлер де Ногаре приказал пытать тамплиеров без промедления, дабы побыстрее вытянуть из них признания, без которых оправдать свои действия перед Папой было бы затруднительно. Задачу же сию препоручили Великому инквизитору Эмберу, прибегшему к помощи тюремщиков и палачей самого Филиппа. Теперь, сделав дело, де Ногаре развернул заранее подготовленную пропагандистскую кампанию. Письма Филиппа, разъясняющие деяния французского короля и призывающие всех верных церкви владык последовать его примеру, полетели ко всем христианским монархам. Особенно не поскупился он на выражения в письме к Эдуарду II Английскому, собиравшемуся всего через три месяца стать зятем Филиппа, заодно снарядив к нему личного посла.

Уведомления отправились во все епархии Франции, дабы их зачитали с церковных кафедр в воскресенье, 15 октября. В тот же день де Ногаре встретился с духовенством собора Парижской Богоматери, дабы заручиться его поддержкой. Поговорил он и с «магистрами» богословского факультета Парижского университета, растолковав действия государя. Отдельные сводки грехов тамплиеров разослали чиновникам короля во всех уголках Франции для прочтения на советах, а также на площадях и рынках.

Получив новость об аресте тамплиеров, Климент V был вне себя от ярости. Все это действо – вопиющее глумление над авторитетом Папы. Орден Храма учредила церковь, и отчитывается он только перед самим Всеблаженным Отцом. Никто – независимо от чинов, титулов или побуждений – не имеет ни малейшего права даже пальцем тронуть ни самих тамплиеров, ни их имущество, не получив на то специального соизволения верховного понтифика. И Папа обрушил на повинного короля всю мощь своего гнева.

В ответ Филипп развернул пропаганду против Климента V, развесив по всей Франции листовки, осуждающие Папу за снисходительность к еретикам, за намерение присвоить богатства тамплиеров и за укрывательство врагов Бога и Его Святой церкви. Король и Папа окончательно осерчали друг на друга, и Филипп явился к папскому двору в сопровождении небольшого войска.

Папа напомнил королю, что еще два месяца назад отправил ему письмо с недвусмысленным заявлением, что не верит в обвинения против тамплиеров. Филипп же парировал, что ясно помнит, как Папа откликнулся, едва услышав эти обвинения. Дескать, Климент заявил: «Fils, tu enquerras diligement de leurs fais, et ce que to feras, to me rescripas» («Сыне, тебе надлежит рассмотреть их деяния с прилежанием и отписать мне, что заключишь»). Мол, король просто провел следствие по его же папской просьбе. Климент ответствовал, что подразумевал негласное следствие папской комиссии, а не аресты и пытки. На что Филипп изрек, дескать, предшествующие папские декреталии безоговорочно предписывают светским государям всячески содействовать Священной инквизиции, он же сие непреклонно исполнил. На это Климент сместил Гийома Эмбера с поста Великого инквизитора Франции.

Словесные баталии бушевали не одну неделю, а рыцари и солдаты Филиппа тем временем прогуливались вокруг, с угрожающим видом бряцая оружием. Видимо, все окончилось сделкой, условия которой так и останутся неизвестными, но секретные встречи Папы с королем закончились примирением. Филипп добился от Папы полного одобрения и содействия.

Двадцать второго ноября Климент V распространил буллу «Pastoralis preeminentae», в каковой осыпал похвалами Филиппа Французского, истинного сына церкви, неустанного поборника веры. Булла официально признавала оправданность обвинений против тамплиеров, попутно вменяя всем христианским государям взять под стражу тамплиеров в своих владениях, пытками вырвав у оных признание в ереси. Будучи не только первосвященником, но и светским владыкой, Климент V последовал собственным повелениям, приказав немедленно арестовать всех тамплиеров на папских землях, передав их в руки чиновников инквизиции. По тому же уговору приятель Филиппа – брат-доминиканец Эмбер – вернулся на свой высокий пост Великого инквизитора Франции. Впрочем, даже во время его мимолетного отсутствия на высоком посту пытки тамплиеров не прекращались ни на день.