Борис Солоневич - Заговор красного бонапарта

По своему методу, Сталин представил себе линию поведения Тухачевского в случае войны. Маршал уже теперь имел крупную и, главное, серьезную популярность в армии. Он — единственный и несомненный кандидат в главнокомандующие. Во время войны он перенесет свое место пребывания в ставку и там, разумеется, сумеет обезопасить себя от длинных рук Ежова. А затем? В случае неудачи, он обвинит перед армией Сталина в «перегибах» и ошибках. А в случае удачи — зачем ему Сталин вообще?.. Обладая военной властью и непосредственной возможностью найти себе преданных людей — почему бы ему не предпринять взрыв против Кремля, — скажем, арестовать Салина где-либо на фронте или даже в самом Кремле?.. И, конечно, ликвидировать… Да и сам противник — во всех случаях — станет вести переговоры с непосредственным руководителем армии и уж, конечно, поставит первым же условием «низложение Сталина»… Все это так ясно и логично. Только дурак не следовал бы такому плану. А Тухачевский никак не дурак и очень честолюбив. Да, конечно, в армии самыми опасными являются такие вот бывшие гвардейские офицеры, несмотря на их партийные билеты…

«Партийный билет»? Сталин насмешливо хмыкнул. Уж он-то хорошо понимал, что не идеологические причины привлекли Тухачевского в партию. Для этого честолюбца партбилет был только ступенькой в его карьере красного полководца. Если бы, по случайности, этот гвардейский поручик попал к белым и ему там дали бы ход — он также беспощадно бил бы красных, как это делал со своими сотоварищами по императорской армии… Да, такие вот беспринципные люди наиболее опасны в периоды неустойчивости и опасности. Лучше заранее от них избавиться. Хотя прошлое Тухачевского и безукоризненное, но… «береженого и Бог бережет!» Тухачевский несомненно ценный человек. Но… лучше не рисковать. В случае войны, если даже не хватит знающих полководцев — отступать, готовить новые кадры «своих» людей. А Тухачевский?.. Нет на свете незаменимых людей! Один из лучших главнокомандующих в истории мира был журналист Троцкий… Да, нужно действовать!

Пока, с помощью армии, сменена головка НКВД — ГПУ. Теперь на очереди — с помощью НКВД, нужно заранее обезопасить себя от возможности появления «красных Бонапартов» вообще. После ликвидации опасности появления соперника в партии и удара в спину со стороны «государства в государстве» — НКВД — военный бонапартизм был самой реальной и опасной угрозой и карьере и жизни Сталина. Вопрос об угрозе его власти был. для Сталина всегда самым болезненным. Вот почему, даже при мысли об этих опасностях, его нервы напряглись и к сердцу медленно подкатил знакомый комок припадка. Ноющая, тянущая боль мягкой ватой окружила сразу отяжелевшее сердце и толчками поползла к левому плечу… Это был один из обычных припадков грудной жабы — застарелой болезни сердца, результата сорока революционных лет и напряжений.

Сталин удобнее вытянулся в кресле, сделал несколько глубоких вдохов, заставил: себя успокоиться и с радостью почувствовал, что сердце опять приходит в покой. Медленными движениями он опять зажег свою трубку и мягкие ее вспышки время от времени освещали напряженное задумчивое лицо. Потом это лицо прояснилось: незатухающая мысль дошла до какого-то ясного вывода. Точка над размышлениями была поставлена. После ликвидации Ягоды, очередной опасностью будущего, врагом № 1, был признан маршал Тухачевский. Несмотря на все его заслуги перед советской властью, несмотря на ту громадную работу, которую он вел по укреплению Красной армии, несмотря, наконец, на то, что в неизбежной войне именно его гибкий, острый, ум и подготовка могли лучше других бороться против стального мозга германского генерального штаба, — он для Сталина был более опасен, чем необходим.

Сталин никогда не любил этого гордого, спокойного и сильного человека. Не любил еще с тех пор, когда он, тогда мелкий партийный чиновник, пытался претендовать на лавры полководца и после ряда грубых ошибок в военном руководстве (особенно под Царициным и в польской кампании) был Лениным удален из армии. В том отстранении видную роль сыграл именно Тухачевский. А потом, в те времена, когда Сталин был только скромным наркомом по делам национальностей, Тухачевский в своих лекциях в Военной академии о польско-советской войне не скрывал, что роковую роль для результата этой войны сыграло опоздание конной армии Буденного, во главе Реввоенсовета которой стоял он, Сталин… Ну что ж. Теперь наступает время, когда можно будет вспомнить все старое Последний смех лучше первого…

Сталин зловеще усмехнулся и потянулся в темноте за последним стаканом вина. И неожиданно вспомнил, как недавно, в дружеской беседе со старыми кавказскими приятелями: Орджоникидзе — наркомтяжпромом, Берия — начальником НКВД Закавказья и Кандалаки — торгпредом в Берлине, кончая вторую дюжину бутылок вина, они шутливо заспорили — что самое приятное в жизни человека. Орджоникидзе считал — первая ночь с любимой женщиной, Берия — полная бесконтрольная власть над людьми, а Кандалаки — первоклассный ужин с шампанским, когда желудок вполне здоров. Когда с этим же вопросом пристали к Сталину, он, хитро улыбаясь ответил:

— Самое приятное, по-моему, вот что, товарищи: иметь хорошего смертельного старого врага, долгое время дружелюбно улыбаться ему в лицо, выждать хо-о-о-роший момент и… вввва! Ударить его кинжалом в спину. А потом выпить бутылку хорошего кахетинского и с легким сердцем пойти спать…

В семье Сталина вставали рано. Уже в 7 часов утра все видели на балконе за утренним кофе. Дети Сталина, мальчик 12-тч и девочка 14-ти лет, сейчас же после утреннего кофе отправились на автомобиле в закрытую школу для детей высших советских сановников, расположенную в старом загородном имении какого-то великого князя за Серебряным бором. Жена Сталина, Аллилуева, тоже отправлялась в Москву на свою работу в ЦК партии. Последним, обычно, уезжал в Москву Сталин.

Несмотря на чудесное летнее утро, за столом царило молчание — глава семьи был мрачен и раздражителен. Он неохотно бурчал в ответ на вопросы жены и после кофе, кивнув детям на прощанье, медленно подошел к перилам веранды и стал набивать свою неразлучную трубку. Дети — оба черноволосые и черноглазые — украдкой поцеловали мать и весело выскользнули из дома. В аллее их уже ждал закрытый черный автомобиль. Убирая со стола, Аллилуева изредка выжидательно посматривала на молчаливого мужа и, наконец, решилась спросить его:

— А ты, Иосиф, когда едешь?

Сталин недовольно обернулся.

— Ну и когда ты, Надя, привыкнешь не задавать лишних вопросов? — раздраженно буркнул он. — Ведь, сама знаешь давно, что я назначаю свой отъезд всегда внезапно и никому никогда заранее об этом не говорю.