Борис Солоневич - Заговор красного бонапарта

— Ну, ладно, Танюшенька… Я понимаю…

Он овладел пальчиками девушки и, несмотря на ее сопротивление, ласково поцеловал их по очереди.

— Я понимаю… А что, если бы я попросил у тебя обещания, важного обещания… очень важного?.. Ты ведь мне веришь?

— Ну, конечно, Миша, — просто ответила девушка. — А что именно тебе нужно, милый?

— Обещай мне, что ты беспрекословно выполнишь мои три первые просьбы. Какими бы они ни были!

— А зачем тебе нужно такое обещание, Миша? Разве ты сомневаешься в том, что я тебе всегда верю и сделаю все, что для тебя нужно будет?..

— Все это так… Но у меня на душе будет легче.

— А какие это такие таинственные просьбы? — смущенно засмеялась девушка.

— Ты не смейся, Таня. Я еще сам не могу сказать, какие именно будут эти просьбы, но ты можешь мне доверять полностью. Зря я приказывать не буду. У меня будут серьезные основания, которых ты, может быть, и не поймешь, но они — даю честное слово старого русского солдата — не будут капризом! Ну, так как, маленькая моя, идет?

Слово «приказывать» было суровым и жестким, но голос Пензы звучал мягко и нежно. Чувство доверия и любви опять захлестнуло сердце девушки.

— Идет, Миша. Если тебе это так важно, — я согласна.

Пенза выпрямился.

— Значит, серьезно? Ты обещаешь выполнить беспрекословно мои первые три приказания?

Голос звучал уже не ласково, а повелительно. Чувствовалось, что этому странному рабочему приказывать так же естественно, как другим подчиняться его приказам; что он — прирожденный командир, никогда не шутящий ни со своей властью, ни со своими приказами. Таня призналась самой себе, что для нее совсем не будет ни неприятно, ни унизительно повиноваться этому сильному спокойному человеку, со всеми его странностями. Ее глаза смотрели прямо и открыто, когда она ответила:

— Обещаю, Миша!

— Руку? Даешь слово?

Опять, как при первом знакомстве, мягкие и нежные девичьи пальчики потонули в сильной мужской ладони. — Даю.

— А чем ты мне поклянешься? — голос Пензы опять звучал ласково и мягко.

— А чем хочешь… Ну, ей-Богу…

— В Бога-то я не очень верю, Таня. Для меня это… — Ну, честное слово!

— «Честь»? Тонкое это слово… И очень уж гибкое…

— Ну, хорошо — глаза девушки блеснули и она резко выпрямилась. — Тогда… Тогда — клянусь Россией!.. Выше этой клятвы для меня ничего нет!..

Поздно ночью, не спеша, подходили Пенза и Таня к воротам института, где жила студентка. Пенза был задумчив и рассеян. Новые точки зрения на перспективы переворота и его личное в нем участие, внезапно вспыхнувшие в его сознании, искали точных формулировок и решений. Ясная деловая голова его искала новых подходов к большому задуманному делу. Совсем новые оценки морального и национального порядка всплыли перед ним. Под дело его личной карьеры внезапно стал подводиться прочный вечный фундамент интересов Родины, тесная связь с которой впервые ясно обрисовалась в душе красного маршала. Как всегда бывает в вопросах чувства, словно какие-то молнии осветили рассудочные построения и окрасили их в иные цвета… Какой-то перелом наметился еще неясно, еще без деталей, но уже стало очевидно, что какой-то жизненный план должен быть и БУДЕТ пересмотрен.

Таня была весела и радостна. Ей было как-то даже легко, отдав своему другу какую-то часть своей воли, своей судьбы. Это ее не пугало. В ней все росло чувство доверия и любви к этому странному сильному рабочему с сумрачным взглядом, тоном прирожденного командира и какими-то мягкими и светлыми побуждениями, изредка вспыхивавшими в глубине его сурового сердца… У ворот своего общежития Таня крепко прижалась к груди друга и на прощанье нежно его поцеловала. В ее глазах светилась такая простая, ясная, доверчивая девичья любовь, что Пенза был тронут. В первый раз в жизни у него было ощущение, что его любят за него самого, любят преданно и чисто, ничего не требуя и ничего не добиваясь. Он почувствовал свое сердце согретым и с улыбкой подумал, что «ревматизм сердца» начинает проходить. «Тот не стар, кого любят!» Хорошо сказано!

мелькнули в его памяти строчки Пушкина, и он усмехнулся. До «заката» еще было далеко, но любовь этой милой девушки, все-таки, согревала и смягчала его твердое, жестокое сердце. Он обнял тонкую талию Тани и сердечно ответил на поцелуй.

— До скорого свиданья, милая Нежнолапочка! Я ведь еще не забыл своего обещания свести тебя в хороший ресторан.

— Э, голубчик. Я ведь — русская! По мне — «с милым рай и в шалаше»… Где ты, где тебе хорошо, — там и я счастлива. До свиданья, милый. Не кручинься. Все образуется!..

Она весело махнула рукой и скользнула к воротам. Но внезапно с невольным вскриком остановилась. Навстречу ей выдвинулись две тени.

— Вы — гражданка Смолина? — негромко прозвучал вопрос.

— Я… А что?

— Ничего особенного. Вы задержаны. Следуйте за нами. — Миша, Миша! — испуганно вскрикнула Таня. — Иди сюда! Пенза, уже было отошедший от ворот, вернулся несколькими прыжками. Неизвестные люди насторожились. — Вы, гражданин, вместе с ней были? — Да, а в чем тут дело?

Рука Пензы была глубоко опущена в боковой карман. Один из неизвестных заметил это и резко скомандовал: —Руки вверх!

В темноте блеснула сталь револьвера. Пенза остался неподвижным.

— В чем, все-таки, дело? — также медленно и спокойно повторил он. — Что тут за чепуха?

— Руки вверх! — взвизгнул неизвестный. — Или я буду стрелять!

— Бросьте дурака валять, — решительно оборвал его Пенза. — Кто вы такие и в чем дело?.. И бросьте револьвером баловаться. Вы у меня на прицеле, а не я у вас.

Действительно, оттопыренная пола пиджака указывала, что револьвер в кармане Пензы готов к выстрелу. Его голос звучал твердо и решительно. Неизвестные несколько растерялись.

— Оперативное задание Наркомвнудела. Он негромко свистнул. Откуда-то из-за угла выплыла машина.

— Граждане, прошу не сопротивляться. Садитесь. А вы, гражданин, сдайте оружие.

— Сдам в комендатуре, — усмехнувшись, ответил Пенза. — Теперь еще рановато… Но поехать — это можно.

— Гражданин, повторяю — сдайте оружие, иначе я применю силу.

— А вы, дорогой товарищ, перестаньте орать и нервничать, — повернулся к кричащему Пенза. — Я вам не девушка. Вас я не знаю и документов ваших не вижу. Кто вы такие, мне неизвестно: грабители или оперативники? Так что, пока вы остаетесь под прицелом, но я подчиняюсь…

Он спокойно шагнул к девушке, взял ее под руку и, не спуская острого взгляда с чекистов, направился к машине. «Операгентам» еще не приходилось встречаться с таким странным сопротивлением. Обычно при слове «ГПУ» все терялись и не думали о возражениях. А этот странный человек, — по виду рабочий, — говорит так, как будто ОН ими командует. Но он согласен ехать — большего пока ничего и не требуется. А «там» можно будет сбить с него спесь. Двое чекистов молча сели против арестованных и машина помчалась.