Борис Солоневич - Заговор красного бонапарта

— Что так скоро?

— А это, чтобы другого парня говорить заставить. Первый был очень уж упрям, а другой, как я и предполагал, послабже… Ну, вот, провел он в моем кабинете наедине с трупом часа два, ну и заговорил.

— Почему «в твоем кабинете?»

— А я сам того первого пристрелил, — лицо Ежова расплылось в морщинках садистского удовольствия и он возбужденно потер всегда потные ладони. — Надо было… Десять пулек из Маузера запустил ему под шкурку. Десять пулек… Весь ковер замазал кровью. Но зато — тот, другой, поглядев всласть на кровушку, а потом и на наши «спецкамеры», заговорил… И где бомбы доставали, и кто участвовал. Правда, много он и сам, видно, не знал, но мне только за одну ниточку ухватиться. За одну только ниточку!.. Ну, конечно, вегетарианские методы пришлось отложить в сторону… Пришлось кое-кого из молодежи пе-ре-вос-пи-тать… Что ж делать — лес рубят, кости летят… Да и то ведь верно — уж кто наши спецкамеры даже только посмотрел — эти на белом свете долго не живут. Рассказать о них некому…

И опять на лице Ежова мелькнуло чувство наслаждения. Сталин молчал несколько секунд.

— Ты, значит, думаешь, что Ягода не заметил всех этих заговоров?

Слова «не заметил» прозвучали с ударением. Ежов подметил это.

— То ли «не заметил», то ли… «не хотел замечать»… Это вроде нашего полета на «Максиме»… Докажи, как и что… А только среди молодежи контрреволюция росла, как грибы. Если бы во время я нити не вскрыл, — плохо пришлось бы тебе и многим нашим…

— Так, так… Ну, тогда, пожалуй, довольно нашему Генриху почтами и телеграфами управлять. Обдумай, как все сделать потише и половчее. Уже пора. В своем новом аппарате ты уверен?

— Да, конечно. Я уже сменил, кого нужно было. Кое-кто сменен и навсегда. А в общем — будь спокоен..

— Ладно. Так ты Ягоду арестуй, но неожиданно, чтобы он не успел ничего уничтожить. Архив у него богатый. Там у него, надо полагать, много документов есть… Про всех… Документы эти — сразу ко мне, не глядя и не показывая никому! Это я крепко говорю тебе, Николай!.. К самой Ягодке пока что не применяй никаких твоих воспитательных мер в спецкамерах. Потом поглядим. Может быть, он еще для какого-либо процесса пригодится. Он-то больше других понимает, что нужно будет говорить то, что мы ему прикажем… Ха-ха-ха… Сломали мы крылья всемогущему коршуну… По вчерашнему делу рапорт у тебя уже готов?

Ежов протянул ему папку.

— Хорошо. Я на свободе просмотрю. Пока, говоришь, следствие идет на полном ходу? Да? Ну, продолжай его и дальше. И не церемонься — всякое такое недовольство нужно каленым железом выжечь. И без сентиментальности к «молодым жизням»… Как это один царский жандармский генерал хорошо сказал: «патронов не жалеть»… Нам стесняться нельзя. «Самое взрывчатое вещество в мире — человеческая мысль». Мы должны ее тушить заранее — не ждать взрыва. Так что, Николай, нажимай…

Он провел рукой по усам и усмехнулся.

— Это, как недавно мне жена дома говорила, насчет всяких реформ, политических перемен в стране. Я ей ответил, как когда-то Столыпин в Государственной Думе: «Сначала успокоение, а потом реформы». Какие — мы еще посмотрим… «Не запугаете», бросил он тогда в ответ на знаки недовольства. Так и мы… Крепкий дядя был этот Столыпин… Он мне почему-то нашего Тухачевского напоминает.

— Вот, кстати и о Тухачевском, товарищ Сталин. За последние сутки о нем выяснилось мно-о-о-го любопытного!

— Ого! — воскликнул Сталин. Лицо его выразило живейший интерес.

— Первое, — начал Ежов, — Тухачевский вчера вечером был арестован вместе с одной студенткой, приятельницей того террориста, который в тебя нацеливался бомбу бросить.

— Он, маршал, со студенткой?

— Вот, вот. И в костюме заправского рабочего. Я его сам в комендатуре освободил. Оказывается, он и главного террориста лично знал!

— Так, так… А девушка?

— Маршал за нее очень просил и ручался. Ну, чтобы не вызывать в нем подозрений, я допросил девушку и выяснил, что она действительно к заговору никакого отношения не имеет. Я ее отправил к Тухачевскому. Тот почему-то об этом очень просил.

Сталин задумчиво покачал головой и молча стал набивать трубку. — Ну?

— Второе: оказалось, что маршал частенько проводит время в компании молодежи, переодетый рабочим. Возит на эти дела его старый шофер Павлов, беспартийный, старый солдат. От наших поручений давно уже отмахивался. И похоже на то, что нередко маршал по таким делам разъезжает.

Ежов замолчал и вопросительно взглянул на Сталина, ожидая реплики. Но тот молчал, нахмурив низкий лоб и опустив глаза.

— Третье: этой ночью мы подсунули Тухачевскому красивую девочку из нашего кабаре. Правда, она засыпалась и маршал ее накрыл при исполнении, так сказать, «служебных обязанностей». Но все же она дала любопытную сводку: маршал во сне (а он сильно выпивший и взволнованный был) бормотал что-то много о России, Кремле, Родине, ну и прочих таких идеологических херовинах. А на письменном столе она видела какие-то записи. По памяти восстановила эти заметки и я переслал их в шифровальную, но фамилии там были известные: Уборевич, Корк, Путна и другие… Я тебе принесу все эти данные, когда они из шифра вернутся… Теперь четвертое: после ареста этой моей сексотки, — Тухачевский мне же ее и прислал! — Ежов хихикнул, — примчался маршал ко мне с форменным скандалом: почему такое за ним, мол, слежка? Моему помощнику Мейснеру в морду дал и обещал на ЦК вопрос поднять, если я его не вышибу. А Мейснер — молодчага — догадался: все на себя принял, меня в сторону отвел.

— Вышибить? А почему это?

— А эта, хи-хи-хи… «по его мнению, слежка унижает честь старого партийца… Но взволнован наш маршал был до последней степени. Даже удивительно было и… странно… Странненько.

Сталин задумался: двойная жизнь советского маршала, его связь с молодежью, среди которой оказались даже террористы и, наконец, его нервность при раскрытом случае слежки за ним, — все это давало много поводов для размышлений. Несколько минут он молчал. Ежов сидел неподвижно и ждал решений диктатора.

— Н-да, — нарушил тот, наконец, напряженное молчание. — Действительно странно… Жаль, что твоя, как ты говоришь, девочка вскрыта. Но, говорят, только Папа римский не ошибается… Да… А мы вот что, товарищ, сделаем: слежку ты продолжай, только половчее. Мейснера награди за догадливость и переведи в другое место, чтобы маршал наш не волновался… А самому ему мы сделаем, так сказать, генеральную проверку или, проще выражаясь, серьезную провокацию. Тут как раз иностранные генеральные штабы давно уже меня просят кого-нибудь к ним прислать для связи и технических переговоров. Наш маршал недавно уже ездил в Лондон, на похороны короля. Ну, вот я думаю его еще раз послать и в Англию, и во Францию, и в Германию. Если у него в черепе нет скверных мыслей — ну, что ж — тем лучше. Пока он нам человек нужный. А если… Понимаешь? Ежов скупо усмехнулся.