Пьер Грималь - Сенека

Но если принять эту гипотезу, тогда значение трактата предстает в несколько ином свете. То, что он содержит советы философа брату о том, как себя вести на руководящей должности, олицетворяющей «право меча» (jus gladii), очевидно. Но не менее очевидны и размышления автора о разрушительных последствиях действий монарха, легко поддающегося приступам гнева. И трактат приобретает неоспоримое политическое значение. В нем обнаруживаются темы, которым впоследствии предстоит составить костяк трактата «О милосердии»: необходимость для принцепса придерживаться справедливости; неприятие жестокости; забота об уважении союза, который служит основой человеческого сообщества и объединяет людей между собой. Коротко говоря, совокупность трех книг «О гневе» содержит набросок стоической теории царской власти. Формально это еще не трактат, а именно набросок. Внешним поводом к его написанию, заявленным посвящением Новату, служит подготовка брата философа к ответственной карьере — точно так же Цицерон в 59 году составил для своего брата Квинта настоящее «руководство по управлению людьми». Но помимо проблем Новата Сенеку интересуют проблемы высшей власти и справедливости. Нет сомнения, что ум его в это время занимали и мысли о собственной карьере. Намеки политического характера на тиранию Гая рассчитаны на то, чтобы понравиться новому властителю — в той мере, в какой тот намеревался подчинять свое поведение определенному нравственному императиву. Мы знаем, что вскоре в дело вмешалась Мессалина, и все надежды философа рухнули, а сам он оказался вовлеченным в дворцовые интриги. Тем не менее трактат «О гневе» остается для нас свидетельством образа мыслей Сенеки в первые месяцы нового правления. Он до самой последней минуты не подозревал об ударе, жертвой которого ему предстояло стать. Настроенный продолжать начатую карьеру и добиваться торжества главных принципов и ценностей стоицизма, он рассчитывал на поддержку Клавдия, но не учел в своих расчетах слабости принцепса, на глазах превращавшегося в игрушку в руках жены и приближенных отпущенников.

Относительно двух «Утешений», написанных в ссылке («Утешение к Гельвии» и «Утешение к Полибию»), может сложиться впечатление, что их датировка должна определяться обстоятельствами их создания. Разумеется, временные рамки того и другого не вызывают сомнений: оба сочинения появились на свет после отъезда Сенеки на Корсику (конец 41 года), но до его возвращения в Рим (начало 49 года). Но все-таки этот промежуток занимает восемь лет, и хотелось бы знать, когда именно были написаны «Утешения». Особенно занимает нас вопрос, предшествовало ли создание «Утешения к Гельвии» — смелого по тону, достойного философа-стоика сочинения — обращению к Полибию, или наоборот. Однако при решении этой задачи мы сталкиваемся со многими трудностями.

Как мы уже говорили, «Утешение к Полибию» не могло быть написано позже начала 44 года, когда Клавдий праздновал свой триумф над Британией. Не могло оно появиться и раньше начала января 42 года, потому что в это время Клавдий удостоился титула Отца Отечества. Но и этот интервал слишком велик. Тем не менее запомним, что время создания этого «Утешения» относится к первым двум годам ссылки. Есть ли возможность датировать его точнее?

Описывая обязанности, исполняемые Полибием при дворе, Сенека пишет: «...некогда любовь цезаря и твои труды вознесли тебя в высшее сословие...» Несмотря на отсутствие определенности в значении слова «некогда» (olim), употребленного автором, ясно, что возвышение Полибия не относится к совсем недавним событиям. Призванный ко двору Клавдием и, видимо, получивший от него кольцо всадника, Полибий не мог «вознестись» раньше, чем его покровитель сам пришел к власти, то есть до 41 года, может быть, чуть раньше. Из этого вытекает, что создание «Утешения» не может быть отнесено к началу рассматриваемого периода. Но есть и еще одна зацепка. В заключительной части произведения Сенека жалуется, что с тех пор как живет в ссылке и не слышит вокруг себя латинской речи, начал «покрываться ржавчиной». Но это «извинение» за язык послания, при всей своей условности, не имело бы никакого смысла, если бы жизнь Сенеки в ссылке только начиналась. Поэтому мы склоняемся к тому, чтобы предпочесть более ранней датировке более позднюю.

Третий аргумент основан на том, что Сенека предлагает Полибию поведать о «подвигах цезаря». Конечно, можно не придавать особенного значения этим словам, сочтя их общим местом (одним из излюбленных поэтических приемов эпохи Августа), однако не исключено, что они имеют вполне конкретный смысл, если вспомнить, что на протяжении рассматриваемого периода Клавдий действительно принимал участие в военных подвигах. Дион Кассий рассказывает, что в ходе первых боевых операций в Британии верховный главнокомандующий обратился к императору с просьбой лично возглавить форсирование Тамезиса. По всей видимости, Клавдий прибыл в Британию в самом начале лета и оставался здесь примерно полгода, до начала следующей зимы. Если Сенека имел в виду именно этот «подвиг» принцепса — скорее всего, старательно подготовленный подданными с целью придать Клавдию, известному своей физической немощью и своими странностями, блеск военной славы, тогда «Утешение» должно датироваться последними месяцами 43 года. Действительно, работая над ним, Сенека знал, что Клавдий в Риме, иначе Полибию никак не удалось бы искать утешения в его присутствии. Если наша гипотеза верна, то речь идет о промежутке после осени 43-го, но до наступления первых дней 44 года. Момент для обращения к императору, вернувшемуся после победоносной кампании, увенчанному славой, захватившему вражескую столицу и подчинившему множество племен, выбран Сенекой как нельзя более удачно. О том, что расчеты философа строились не на пустом месте, говорит тот факт, что Клавдий и в самом деле позволил некоторым ссыльным вернуться в Рим ради присутствия на его триумфе. Был ли Сенека в их числе? Неизвестно. Одни специалисты верят, что так оно и было, другие в этом сильно сомневаются, но доказательств нет ни у тех ни у других.

Определив с большей или меньшей вероятностью дату создания «Утешения к Полибию», посмотрим, как обстоит дело с датировкой «Утешения к Гельвии». Верный жанру утешения, Сенека сообщает, что воздерживался от обращения к матери, не желая бередить слишком свежую рану. Означает ли это, что он выжидал столь же долго, как в случае с утешением Марции, и что между его отъездом в ссылку и написанием этого сочинения прошло три года?

Один отрывок из «Утешения» убеждает нас, что это не так. Сенека напоминает матери, что есть закон, предписывающий вдовам оплакивать усопшего мужа в течение десяти месяцев, и говорит, что ему этот срок кажется вполне разумным. Чуть ниже он добавляет, что женщины, если только Гельвия соблаговолит их выслушать, помогут ей быстро прийти в себя, как только истечет время траура. Обе эти фразы показывают, что «Утешение» было написано не позднее чем через 10 месяцев после начала ссылки. Таким образом, мы приходим к середине лета 42 года.