Робин Янг - Реквием

Рыцари сдвинули массивный деревянный засов и раскрыли ворота.

Снаружи стояло целое войско: больше двухсот конных гвардейцев, а также пешие городские стражи и чиновники. По окрику капитана воины бросили таран и отошли. Вперед выдвинулись другие, нацелив на великого магистра арбалеты.

Жак стиснул зубы. Дальше за воинами короля виднелась толпа выстроившихся вдоль дороги зевак, обуреваемых жадным любопытством. Они напомнили ему ворон, дожидающихся конца битвы. От войска отделился всадник в черном атласном плаще с алым подбоем и направил коня к нему. В правой руке он держал пергаментный свиток.

— Жак де Моле! — выкрикнул он, глядя на великого магистра с высоты своего коня. — По повелению короля Франции вы и ваши люди арестованы, а данный прицепторий до вынесения вердикта суда переходит под попечительство короля. Сложите оружие и прикажите людям сделать то же самое.

— Кто вы такой? — спросил Жак.

Человек в черном спрыгнул с седла.

— Я Гийом де Ногаре, хранитель королевской печати и первый министр королевства. Вы можете прочитать повеление его величества, если желаете. — Он протянул свиток Жаку.

Великий магистр не шелохнулся. Его лицо отвердело.

Ногаре зло улыбнулся:

— Да, я запамятовал. Ведь большинство тамплиеров не умеют читать. Но вам помогут. — Он подозвал жестом чиновника.

Жак гневно вскинул руку.

— Довольно! Я желаю вести переговоры с королем Филиппом.

— Его величество с еретиками переговоры не ведет.

— Но у короля нет власти нас арестовывать, — сказал Жоффруа де Шарне, становясь рядом с Жаком. Его стальные глаза спокойно рассматривали Ногаре. — Доставленное вами повеление не имеет силы.

Ногаре кивнул на стоящего сзади высокого человека с серым лицом, одетого в черную сутану доминиканца.

— Приор доминиканского монастыря брат Гийом Парижский имеет власть арестовать любого, подозреваемого в ереси. Эта власть дана братьям-доминиканцам больше семидесяти лет назад папой Григорием IX, который назначил их инквизиторами.

— Они властны над мирянами, — возразил де Шарне. — А над нашим орденом — один лишь папа.

— Его святейшество уже повелел начать дознание по обвинению вас в ереси, — ответил Ногаре.

— Какое еще дознание? — бросил Жак. — Состоялся лишь разговор между мной и папой Климентом. Его святейшество выразил свою озабоченность, но обвинениям Эскена де Флойрана не поверил. Он говорил, что этим человеком движет большая обида на Темпл.

— Если все так, вам нечего бояться суда. Вы легко докажете свою невиновность.

— Но задача инквизиторов, как известно, состоит не в том, чтобы отстаивать невиновность. Они стремятся доказать вину.

Ногаре твердо посмотрел Жаку в глаза.

— Сдавайтесь. Иначе воины применят силу. — Ногаре сделал знак арбалетчикам. — Кладите свой меч, или они будут в вас стрелять!

Жак оглянулся. Рыцари позади него двинулись вперед со вскинутыми мечами. Он не успел им приказать остановиться, как Ногаре взмахнул рукой. Арбалетчики выстрелили. Одна стрела ударила в грудь молодому рыцарю, стоявшему за спиной великого магистра, и тот упал на спину, выронив меч. Другой повалился вперед, извергая изо рта кровь. Стрела угодила ему в горло. Рыцари сзади шумели, готовые встретить врага, а Жак стоял как вкопанный, не сводя глаз с двух мертвых рыцарей, не в силах постичь происходящее. И это в стране, где оскорбление тамплиера считалось преступлением и грозило отлучением от Церкви! Нет, нельзя позволить развязать бойню. Нельзя. Он попробует договориться с королем.

— Остановитесь! — проревел великий магистр, обращаясь к своим рыцарям. — Сложите оружие!

Не смея ослушаться приказа, тамплиеры один за другим начали класть мечи на землю. А Ногаре смотрел на них и улыбался. Затем дал знак королевским гвардейцам.

Они ворвались на территорию прицептория, набрасываясь на тамплиеров, грубо заламывая им руки за спину, пиная рыцарей, заставляя опускаться на колени и сгибаться пополам от ударов. С капелланами, конюхами и поварами обращались так же жестоко. Воздух наполнился криками боли и ужаса. За считанные минуты гвардейцы захватили все здания прицептория. Даже часовню. Они действовали быстро и слаженно. Многие годы люди перешептывались, делясь слухами о тайных церемониях, какие проводили за этими стенами гордые неприкасаемые рыцари в белых мантиях, об их доблести в битвах и подвигах за морями, об их несметном богатстве. И вот теперь наконец рыцари унижены и повержены. И ничто не мешало добраться до их тайн и сокровищ.

Рыцарей и сержантов волокли в здания прицептория, ставшие теперь их тюрьмами, а с Жака де Моле и Жоффруа де Шарне сняли мантии и, связанных, заволокли в фургон, направлявшийся в Лувр, королевскую крепость на берегу Сены. Над прицепторием занимался рассвет, но колокол к заутрене не прозвонил. В первый раз за почти два столетия.

Латинский квартал, Париж 27 октября 1307 года от Р.Х.

Уилл шлепал по слякоти, оглядывая дома. Лавки и мастерские здесь лепились друг к другу. В отдалении над крышами возвышался собор. За ним свинцовое небо испещряли тонкие струйки дыма. Было холодно. Люди на улице двигались быстро, кутаясь в плащи и туманя дыханием воздух. Большинство в толпе составляли школяры и священники из многочисленных колледжей, расположенных в центре Латинского квартала. Уилл понимал, как неуместно он выглядит в грязном, видавшем виды кожаном плаще, с растрепанными волосами и бородой. Конь, которого он вел, — черный как уголь боевой жеребец, оседланный для него Саймоном, — тоже бросался в глаза. Такому бедному человеку благородное животное совершенно не подходило. Уилл чувствовал на себе любопытные взгляды прохожих и решил, если спросят, выдать себя за оруженосца, хотя его возраст для такого занятия являлся неподходящим. Он разозлился: «К черту объяснения, я не собираюсь здесь надолго задерживаться. Надо просто найти то, что мне нужно».

Из-за осенней непогоды дорога в Пуатье заняла больше времени, чем он думал. Оказавшись в городе, пришлось держаться подальше от главных улиц. Нельзя позволить, чтобы его узнали. Гуго де Пейро считал Уилла мертвым, но, если его схватят, он, несомненно, завершит начатое дело. Наконец удалось встретиться с братом-францисканцем, знакомым по прежним визитам, и тот сказал, что великий магистр два дня назад отбыл в Париж, оставив в местном прицептории инспектора и других старейшин. Они будут ждать его возвращения. Климент был серьезно болен, и, несмотря на настойчивые просьбы, братья допустили Уилла к нему лишь незадолго до дня, когда были намечены аресты тамплиеров.

Аудиенция длилась всего час. Измотанный болезнью папа не смог предложить ему ни помощи, ни утешения. Уилл задержался в приорстве, рассчитывая, что Климент поправится и решит, как противостоять планам короля. А затем стало известно, что прицепторий Темпла в Пуатье захвачен на рассвете большой группой королевской гвардии. Всех рыцарей согнали в одно место, а Гуго и старейшин под усиленным конвоем увезли в Париж. Все подтвердилось. Уилл мучился неизвестностью, удалось ли Роберу и Саймону с его дочерью отплыть на корабле. Он умолял Климента осудить действия короля и потребовать немедленно освободить рыцарей и их прицепторий. Папа согласился встретиться с королем, как только ему станет лучше, но никакого энтузиазма не обнаруживал. И тогда расстроенный Уилл решил вернуться в Париж. Он надеялся подвигнуть Климента на решительные действия, если предоставит ему свидетельства жестокости короля и подтверждение, что Филипп присвоил богатства Темпла.