Сергей Парамонов - Откуда ты, Русь?

Из сказанного Якубинским вытекает следующее. 1) Что все рассуждения его — ничем не подтверждённые лишь предположения, об одном из которых он сам говорит: «если бы это предположение подтвердилось». 2) Что Якубинский берётся за решение научного вопроса, совершенно неосведомлённый в области сравнительного языковедения.

Ему даже в голову не придёт сравнить глаголицу с алфавитом евреев, грузин, армян и т. д. А если бы он это сделал, то увидел бы, что некоторые буквы целиком заимствованы глаголицей из древнееврейского, напр., буква «ш», и т. д.

Продолжим цитату: «Глаголическое письмо, предназначенное для перевода греческих богослужебных книг на славянский язык, оказалось резко отличным от современного ему греческого богослужебного устава. Это обстоятельство нисколько не беспокоило Константина, и он стремился создать специальный славянский алфавит. Но иначе относились к этому византийские церковные и светские власти». «Facon de parler» Якубинского не только удивляет, но даже возмущает. Он, видите ли, настолько хорошо осведомлён, что делалось в душе Кирилла, что знает, какие обстоятельства беспокоили или не беспокоили Кирилла, ведает, были ли довольны «византийские церковные и светские власти» и т. п. Ведь это же дерзость — рассказывать сказки 1001-й ночи в приложении к науке. Не верится, что подобные метафизические рассуждения могли уцелеть в советской науке. Вместо тщательного анализа конкретных фактов Якубинский угощает читателей догадками о том, были ли довольны или недовольны в Византии работой Кирилла. Нет ни малейшего исторического намёка на недовольство в Византии усердием Кирилла. Да его и не могло быть, ибо Кирилл изобрёл кириллицу, а все рассуждения филологического Вральмана — пустословие.

Читаем далее: «Вслед за этой первой своей „ошибкой“ Константин сделал, с точки зрения византийских правящих кругов, и вторую, пожалуй, ещё более грубую: он утвердил своё славянское письмо, столь непохожее на письмо греческое, у римского папы, противника и соперника византийского патриарха. Написанные глаголическим письмом богослужебные книги были освящены папой и допущены в обращение среди славян. Они переставали, таким образом, быть орудием распространения специально византийского влияния». Вряд ли стоит добавлять, что нет решительно никаких данных, чтобы заявлять, что книги, утверждённые папой, были написаны глаголицей. Затем. Якубинский не знает, что благословение папы продержалось всего несколько лет. После его смерти новый папа наложил запрет, ибо кириллица действительно усиливала греческое влияние в странах Запада: она была «греческим письмом». Якубинский не понимает, что Кирилл вынужден был просить благословения для всех своих книг у папы, будучи византийским миссионером христианства на землях государей, подчинённых папе, одни формально, другие неформально. Благословение папы было триумфом как для Кирилла, так и Византии, и поэтому вскоре было снято.

Переходим теперь к самому главному отрывку: «В этих условиях в Константинополе как бы вдогонку глаголице было составлено так называемое „ кирилловское письмо“. Оно явилось приспособлением греческого богослужебного устава для нужд славянских языков. Не нужно, однако, думать, что кириллица была грубым приспособлением греческого устава для славянских языков. Наоборот, кириллица была очень тонким приспособлением греческого устава для славян. В кириллице в целом сохранена внутренняя система замечательной Константиновой глаголицы. Изменения заключались в основном в том, что глаголические буквы были заменены новыми по типу греческих уставных, а внесённые Константином дополнительные буквы для обозначения специальных славянских звуков стилизованы под греческий устав. Это письмо (кирилловское) по своему графическому типу было подлинно греческим; с внешней стороны греческие и кирилловские тексты производят порой впечатление полного тождества».

Мы намеренно привели большие цитаты в их последовательности, чтобы показать всю беспочвенность построений Якубинского и чтобы нас не обвинил никто в том, что мы взяли какую-то одну неудачную мысль и всю критику обратили лишь на неё. Нет, мы изложили всю концепцию Якубинского.

Перейдём теперь к собственно критике и выводам.

1. Якубинский совершенно игнорирует приведённые нами выше факты, что глаголица существовала веками до Кирилла. Ни слова не говорит он и о большой западноевропейской литературе, считающей, что глаголица изобретена св. Иеронимом, а поэтому выводы его неправомочны, ибо основаны на недостаточном знании предмета в целом.

2. Якубинский признаёт: 1) высокие достоинства кириллицы; 2) что она по времени моложе глаголицы; 3) что она по внутренней системе была вариантом последней, но графически это было подобие греческого письма. Возникает, естественно, вопрос: а кто же на самом деле изобрёл кириллицу? На него Якубинский отвечает: кто-то в Константинополе. Но ведь для создания кириллицы, высокие достоинства которой признаются самим Якубовским, изобретатель должен быть человеком весьма солидной учёности. Трудно себе представить, чтобы этот изобретатель умолчал о своей роли и позволил назвать своё детище чужим именем. Не могли допустить этого, конечно, и другие — ведь плагиат был очевиден. Нельзя забывать, что это происходило, когда уже была создана славянская письменность, существовали уже специальные сочинения (напр., Храбра) об её истории. Зато в этих сочинениях нет ни слова о глаголице или двух соперничающих славянских алфавитах.

3. Далее. Если кириллица, принадлежавшая какому-то неизвестному создателю, стала вытеснять глаголицу, на это не могли не реагировать ученики Кирилла и Мефодия, которые не могли не чтить Кирилла. Следовательно, неизбежна была официальная борьба в церкви, а следов её нет ни малейших.

4. Наконец, такое важное событие, как переход с глаголицы на совершенно новый алфавит (кириллица), не могло не найти отражения в византийской, римской или славянской литературе. Ведь фактически это сводило на нет всю работу Кирилла и Мефодия. Шутка сказать: переводить в течение нескольких лет богослужебные книги, пользоваться ими по крайней мере 20 лет (т. е. после смерти Мефодия) и вдруг бросить всё и начать переписывать всю литературу на «кириллицу». Ведь это была бы колоссальная культурная революция… От которой не осталось ни малейших следов? Подобная революция должна была вызвать ожесточённейшую борьбу между сторонниками нововведения и его противниками. Якубинский совершенно забывает эпоху и то буквальное изуверство в религии, которое тогда царило всюду: из-за того, писать ли «единосущный» или «подобосущный», предавали анафеме, убивали, сжигали на кострах! Если до сих пор «твёрдый знак» или «ять» готовы сделать чуть ли не знаменем борьбы двух антагонистов, то что говорить о той эпохе, когда прицеплялись к каждой точке и запятой. Так что переход на новый шрифт был невозможен без созыва специального церковного собора, без диспутов, споров, расхождения во мнениях и решениях. Об этом же в истории — ни слова! Интересно знать, считает ли Якубовский (и иже с ним) нас за каких-то кретинов, ничего не ведающих о минувшем?