Евгений Веникеев - Звездный час «Весты»

Начали бить склянки.

— На флаг! — скомандовал Перелешин с первым ударом колокола. Все сняли фуражки и застыли молча. Прозвучал последний, восьмой удар.

— Флаг поднять! — торжественно произнес Баранов, и Андреевский флаг впервые развернулся на легком утреннем ветру. «Веста» начала кампанию.

Впрочем, до выхода в море еще было далеко, оставалось много работы по окончательному снаряжению судна и, главное, по установке «приборов автоматической стрельбы». Кроме того, хотя в составе команды и было 12 опытных комендоров с Балтийского флота, но они никогда не имели дела с сухопутными шестидюймовыми мортирами и с удивлением взирали на эти тупорылые, нацеленные в небо орудия.

В тот же день Чернов принялся устанавливать свою аппаратуру. Она была доставлена из адмиралтейства под его личным наблюдением в сопровождении охраны. С этого дня у прибора, помещенного на плане под номером один (его Чернов называл креномером), неотлучно стояли часовые с заряженными ружьями. Креномер был снаружи простым черным ящиком, его Чернов водрузил на специальный постамент, который проходил сквозь все палубы «Весты» и опирался на киль корабля. Верхняя плоскость постамента с помощью уровня была приведена в абсолютно горизонтальное положение.

Установка таинственной аппаратуры интриговала всех. Офицеры толпились вокруг Чернова и требовали объяснений, которые он, несмотря на занятость, охотно давал. Володя, благодаря беседам с Андреем и подполковником, разбирался в этом деле больше других, но тоже не упускал случая послушать.

— Главное, господа, — говорил Чернов, — поймите принцип: орудия будут стрелять тогда, когда креномер замкнет ток в цепи, а он это сделает только после того, как их стволы займут относительно горизонта угол, заданный ранее в зависимости от расстояния до цели. Очень просто, как видите.

Далеко не все увидели эту «простоту», но промолчали.

— А как мы будем наводить орудия? Ведь только средняя мортира в ретирадной батарее вращается на вертикальной оси, а остальные надо перемещать вместе со станками, это спросил старший офицер.

— А мы вообще не будем их наводить — ответил Чернов. — Стволы устанавливаются строго параллельно оси корабля. Стреляем только тогда, когда корпус будет направлен на цель. Для повышения точности этого маневра на мостике установлен специальный оптический прицел.

Начались артиллерийские учения, но в них не было самого главного — стрельбы. Бомбу подавали из погреба, подносили к мортире, заряжали и возвращали на место. Стрельбы и первое испытание индикаторов решено было произвести по дороге к Севастополю, в Днепровско-Бугском лимане, где участок акватории был специально оборудован для этой цели — на воде стоял щит и мерные бочки в определенном от него расстоянии.

Назавтра, после поднятия на «Весте» Военно-морского флага, Андрей Яковлев занимался с Черновым и другими артиллерийскими офицерами установкой и наладкой многочисленных приборов, из которых состояла «аппаратура автоматической стрельбы». На палубе появился вестовой Баранова — веснушчатый и белобрысый матрос.

— Ваше благородие, — обратился он к прапорщику, сняв шапку, — вас командир требуют. Они в каюте.

Андрей отправился к Баранову, недоумевая, зачем он ему нужен. На всякий случай перебрал в уме события последних дней, но ничего заслуживающего командирского разноса в своем поведении не обнаружил. И все-таки у него не было спокойно на душе, когда он поворачивал ручку каюты командира. Несмотря на молодость, Андрей уже твердо усвоил золотое правило, которое особенно часто внушал ему отец: держись от начальства подальше.

Войдя, Яковлев окинул взглядом каюту. Он был в ней раньше, когда «штатский капитан» передавал Чернову документы «Весты», и тогда же удивился ее спартанской обстановке. Койка, письменный стол с простым креслом, жесткий диван и полка для книг составляли всю ее меблировку. Андрей слышал о роскоши командирских кают на военных кораблях и ожидал, что Баранов выбросил вон старую ропитовскую мебель и превратил каюту в некое подобие великосветского салона. Но командир решительно ничего не изменил здесь — о том, что в каюте поселился другой человек, свидетельствовали только новые книги на полках и бумаги на столе.

Баранов встал, пожал руку Андрею и указал на диван. Сам он устроился в кресле, боком к прапорщику, положив нога на ногу.

— Андрей Никифорович, вы, кажется, упоминали, что перешли на «Весту» из 1-го экипажа?

— Совершенно верно, Николай Михайлович.

— Видите ли, мы со старшим офицером расписали людей по местам и получилось, что 78 матросов — мало для «Весты». Требуется еще 30 человек. Главный командир сегодня разрешил мне увеличить штат команды, набрав недостающих людей в 1-м экипаже. Вы служили там, знаете нижних чинов, поэтому не сочтите за труд отправиться в экипаж, вручить этот приказ командиру и отобрать лично знакомых вам матросов. Надеюсь, я вас не очень затрудню этой просьбой?

— Помилуйте, Николай Михайлович, — Андрей даже смутился от такой любезности, — да я с радостью! Разрешите отправиться в экипаж?

— Сделайте одолжение, и я заранее вам признателен.

Яковлев был в восторге от командира. Он поспешил в экипаж, где предъявил приказ Аркаса капитан-лейтенанту Леониду Васильевичу Михайлову, экипажному командиру.

— Кого из нижних чинов собираетесь взять? — спросил тот.

— Только добровольцев, — ответил Андрей.

— Ну что же, я сейчас распоряжусь, чтобы наличный состав экипажа вызвали из казарм и выстроили.

Скоро во дворе построилось около двухсот человек.

— Братцы, — сказал Яковлев, возвысив голос, — требуется 30 охотников на новый пароход «Веста», в отряд судов активной обороны. Это дело добровольное, потому что придется ходить в море и, может быть, с турецким броненосцами драться. Так что если кто желает, то шаг вперед!

Шагнули все. Поблагодарив за усердие, Яковлев выбрал лично ему знакомых матросов и привел на «Весту».

15 июня юнкеры отправились на свои корабли, один за другим суда активной обороны выходили в крейсерство, только «Веста» была не готова. Уже установили по бортам длинные, откидывающиеся в стороны шесты для мин. Они имели в длину 18 футов и на конце держатель для мины. Но телу шеста проходил провод, скрывавшийся под палубу, в таинственный кубрик, где прятался вечно охраняемый креномер и стояли гальванические батареи.

Минным делом на «Весте» заведовал Михаил Платонович Перелешин. Володя почему-то вовсе перестал стесняться лейтенанта, который держал себя просто, даром что его отец и дядя адмиралы, герои Севастопольской обороны, а брат — старший офицер. Володя заметил, что и матросы симпатизируют ему больше, чем другим офицерам, и выполняют, что он велит, с рвением и усердием. Нельзя сказать, впрочем, что Перелешин-младший как-то лучше обращался с матросами или что среди других офицеров были любители ругаться и, когда никто не видит, «начистить» зубы. Нет, на «Весте» все были добровольцами, а это предполагало обоюдное уважение офицеров и матросов, да и человека с репутацией «дантиста» Баранов бы не взял; но что-то во внешности и манерах лейтенанта привлекало к нему больше. Его брат, Владимир Платонович, был совсем иным: строгим в требованиях службы, не спускавшим ни себе, ни подчиненным. Он ежедневно вставал в пять утра вместе с командой, придирчиво проверял чистоту и порядок на палубе, не считая за труд проникнуть в любые закоулки корабля. Если случался непорядок, то он не кричал, не топал ногами и не совал боцману Власову кулак под нос, а только указывал своим длинным белым пальцем с крепким ногтем на обнаруженный недостаток и устремлял на Власова столь укоризненный взгляд, что тот готов был провалиться под палубу. Вне службы, в кругу офицеров, он держал себя корректно, сдержанно и несколько замкнуто.