Ричард Уэст - Иосип Броз Тито. Власть силы

В то время как средневековые крестоносцы шли сражаться против неверных и лишь изредка вступали в стычки с восточными христианами, усташи были не прочь объединиться с мусульманами в борьбе против главного врага – православных сербов. В своем стремлении добиться поддержки со стороны боснийских мусульман Будак договорился даже до того, будто хорваты принадлежат к двум вероисповеданиям – римско-католическому и исламу:

НХГ является исламским государством повсюду, где только люди исповедуют мусульманскую веру. Я особо подчеркиваю это, поскольку необходимо знать, что мы являемся государством двух религий – католичества и мусульманства. Нам известно, сколь велика та роль, которую церковь играла на протяжении всей нашей истории, и, следовательно, нам нельзя от нее отступать. Мы бы и так придерживались ее, хотя бы по чисто политическим соображениям, поскольку она есть тот единственный оплот, который так и не удалось взять Белграду… Мы, хорваты, должны быть счастливы и горды тем, что у нас есть наша вера, и в то же время нам необходимо помнить, что наши братья-мусульмане – те же самые чистокровные хорваты, как уже заявил наш почитаемый вождь Анте Павелич [123].

Павелич также основал в Загребе мечеть, добавив три минарета к выставочному залу, построенному по проекту Мештровича.

На массовых митингах на протяжении весны и лета 1941 года Будак гневно обрушивался на окопавшихся в НХГ «влахов» (то есть чужаков и иностранцев), под которыми понимал тех, кто исповедовал православие. Выступая в Вуковаре, в Восточной Славонии, он заявил, что живущие в НХГ сербы на самом деле никакие не сербы, а «странствующие нищие с Востока, которых турки привезли себе в качестве прислуги и носильщиков». Будак напомнил своим слушателям такую поговорку: «Дай влаху половину пищи с твоей тарелки, а затем используй вторую ее половину, чтобы стукнуть его по голове и прибить, а иначе он это сделает за тебя» [124]. В ряде случаев Будак обошелся без этих народных прибауток, чтобы с безжалостной точностью выразить свою политику по отношению к сербам. В речи, произнесенной им в Госпиче 22 июня, отчет о которой через четыре дня появился в официальной газете, Будак выступил с заявлением, о котором уже говорилось выше, – что треть сербов придется обратить в католичество, треть выставить за пределы страны, а треть – уничтожить. Однако там не упоминалась одна фраза, брошенная Будаком в той же самой речи: «Для сербов, цыган и евреев у нас найдется три миллиона пуль» [125].

Занимая в НХГ пост министра культов, Будак проводил его политику в отношении православных христиан, цыган и евреев. Но поскольку эта политика была невозможна без непосредственного участия католической церкви, особенно в деле обращения православных в католиков, то ответственность за нее ложится на хорватскую епархию и прежде всего на архиепископа Степинаца. Ведь он не только стоял во главе церкви, приготовившейся принять в свое лоно около шестисот тысяч новообращенных, но также являлся одним из духовников, исповедовавших таких людей, как Павелич, Будак, Кватерник и Артукович, каждый из которых считал себя благочестивым католиком, ищущим у церкви моральной и духовной опоры. И если архиепископ Степинац и не одобрял действий правительства НХГ, в особенности тех из них, что предпринимались от имени католической церкви, то его первейшим долгом было громко высказать свое мнение. Поведение архиепископа Степинаца в годы НХГ подчас бывало не только противоречивым, но в конечном итоге привело его в 1946 году на скамью подсудимых. После его смерти в 1960 году оно также явилось причиной ожесточенных споров и тем самым способствовало развалу Югославии. В годы жизни Степинац оставался главным противником не только Тито, но и самой идеи объединения южных славян. Ну а поскольку не за горами его канонизация, то, возможно, о нем будут помнить даже тогда, когда Тито и Югославия канут в Лету.

С тех пор, как он в 1934 году стал архиепископом Загреба, Степинац постепенно превратился в ярого хорватского националиста, чей фанатизм смягчался разве что благочестием и толикой человеческой доброты. Подобно многим, в ком религия сочетается с любовью к родине, Степинац уделял первостепенное внимание почитанию Марии как «матери Божией» и «королевы Хорватии» и ежегодно совершал паломничества к алтарю в Марии Бистрице, примерно в сорока милях к северу от Загреба. После паломничества в 1937 году в Святую Землю Степинац начал кампанию по канонизации Николы Тавелича, францисканца с Далматинского побережья, скончавшегося в Иерусалиме в 1391 году. Степинац полагал, что слава святого Николы и памятник, который он предложил воздвигнуть на берегу Адриатики в Велебитских горах, помогут отвлечь внимание от сербского святого XIII века, Савы, которого римские католики отказывались признать. Святой Никола стал бы особенно притягательной фигурой для усташей и других хорватских националистов, которые в конце 30-х годов дожидались удобного момента, чтобы захватить власть. До того как отправиться в Святую Землю, Никола Тавелич провел четырнадцать лет в Боснии-Герцеговине, огнем и мечом искореняя ересь – точно так же, как и его братья-францисканцы в 40-е годы нынешнего века. Голые Велебитские горы, где архиепископ Степинац намеревался в 1932 году соорудить памятник святому, стали ареной неудачного усташского мятежа, организованного Артуковичем.

1941 год, то есть год рождения Независимого Хорватского Государства, был уже давно выбран в качестве юбилейной даты – а именно годом тысячетрехсотлетия существования в Хорватии римско-католической церкви. Историки, такие, как, например, Виктор Новак, высказывают сомнения относительно обоснованности подобных притязаний, считая, что первые контакты с Римом, по всей видимости, имели место в IX веке. Более того, те люди, что населяли Далматинское побережье и другие регионы, на которые теперь претендовало НХГ, поддерживали более тесные связи с Константинополем, а значит, и с Восточной церковью, нежели с Римом. Торжества по случаю тысячетрехсотлетия должны были восприниматься как олицетворение гордости хорватов своим прошлым и их надежд на будущее, однако они вряд ли были приурочены к какой-то конкретной исторической дате. Это удивительное совпадение с годом юбилея может служить объяснением, почему Степинац приветствовал НХГ как дарованное самим Господом Богом. 12 апреля, всего шесть дней спустя после бомбардировки Белграда, архиепископ нанес визит Славко Кватернику, чтобы принести присягу верности усташскому режиму, а еще через четыре дня отправился на поклон к Павеличу, который к тому времени вернулся из Италии. Оба этих визита, а также выступление по радио, имели место еще до капитуляции Югославии – защитники Степинаца предпочитают не замечать этого факта.