Вячеслав Софронов - Кучум

— Рад, что ты быстро собрался. Верно, уже знаешь о гостях, явившихся на наши земли?

— Да, твой посланец сказал мне об этом. Но сколько их? Неужели всего пять-шесть сотен? На что они надеются? Может, другой отряд идет верхами где-то берегом?

— Вот это тебе и предстоит узнать. И во что бы то ни стало остановить их, выманить на берег. Я думаю, пять сотен всадников мы наберем. Остальные ушли с Алеем. Но и пять сотен хватит, чтоб разделаться с незваными гостями.

— Не будем загадывать, — сдержанно ответил Мухамед-Кул. — Дело покажет, каковы они в бою. Хан правильно сказал, главное — выманить их на берег.

— Не буду давать тебе никаких советов. Отдыхай пока. А как соберутся все сотни, то сразу и выступишь.

Как он и предполагал, набралось около пяти сотен конников. Весть о приходе русских словно всколыхнула окрестных князей и беков, и каждый, опасаясь за свою участь, послал сколько мог воинов. Ранним утром Кучум проводил племянника вместе с войском и долго стоял на вершине холма, вслушиваясь в гулкую поступь идущих на рысях сотен, доносящуюся до него из сомкнувшегося за ними леса. Он уже повернулся, чтоб вернуться обратно, когда услышал какой-то посторонний звук, и, всмотревшись вдаль, где только что скрылись ушедшие сотни, различил ряд телег, в которые были запряжены понурые заезженные лошадки, а сверху сидело по нескольку человек в ряд. Впереди ехали конники, державшие пики с конскими хвостами.

"Полон от Алея…" — мигом догадался он. — Наконец-то!"

И точно, то были плененные в вотчинах Строгановых русские мужики и бабы, которых царевич отправил в Кашлык вместе с десятком воинов охраны. На одной из телег лежали, поблескивая полукруглыми боками, две медные пушки, судя по всему, недавно отлитые и даже не бывавшие в деле.

— Сколько их? — спросил у старого воина Кучум, кивнув на пленных.

— Три десятка человек, — ответил тот. — Куда их девать, хан?

— Баб раздать нукерам, а мужикам выколоть глаза и посадить сбивать молоко на сыр и масло, — коротко распорядился он, вспомнив вчерашний разговор с Анной, и, не оборачиваясь, пошел по качающемуся под ним мосту.

Карача-бек безошибочно угадал ухудшение настроения Кучума после сообщения о появлении казаков во владениях ханства. В такие моменты с ханом было лучше не разговаривать, чтоб не попасть под горячую руку, и даже совсем исчезнуть из Кашлыка. К тому же в голове у визиря зародился свой план и ему необходимо было срочно с кем-то посоветоваться, услышать чужое мнение Коротко сообщив начальнику стражи, что он будет отсутствовать несколько дней, Карача-бек выехал из ханской ставки и направился к городку Соуз-хана.

Отправив лучших своих нукеров с царевичем Мухамед-Кулом против казаков, Соуз-хан сильно перетрусил. Он больше всего боялся не столько русских, с которыми, как он думал, всегда можно договориться и откупиться от них, сколько разбойников. Те возьмут и деньги, и наложниц, и его жизнь в придачу. Поэтому он велел разрушить подъемный мост, наглухо завалить бревнами и корягами ворота и никому ни под каким предлогом не отлучаться из городка. На башнях круглые сутки дежурили вооруженные нукеры, а всем, включая жен и наложниц, раздали оружие.

Старшие сыновья Соуз-хана, давно женатые, имевшие уже по нескольку жен, шушукались меж собой, подшучивали над отцом. Но он не обращал внимания на их смешки, отвечая на все издевки:

— У медведя силы побольше, чем у иного батыра, а и он зря не лезет в драку. На зиму в берлогу заляжет, затаится — и не сыщешь. Вот и нам самое лучшее сейчас — отсидеться тихо, незаметно, а как казаки уйдут, то все пойдет по-старому.

— А коль не уйдут? — спрашивал отца старший Шарип. — Что же нам теперь всю жизнь тут сидеть, от людей закрывшись?

— Сколько надо, столько и будем сидеть!

— Сейчас самое время уток погонять, боровая дичь подошла, — мечтательно вздыхал другой его сын Набут.

— И забудь! — замахал на него руками, испуганно округляя глаза, Соуз-хан. — Выбрось из своей глупой головы! Понял?

И сыновьям ничего другого не оставалось как подчиниться. Правда, уже на второй день заточения сыновья решили ночью, в тайне от отца, сбежать в лес на охоту. Осталось дождаться темноты и выбрать удобное место, где бы можно беспрепятственно перебраться через стену.

— Всадник! — неожиданно закричал после полудня стражник с башни.

— Неужели русские уже здесь?! — всполошился Соуз-хан и дрожащими руками схватил заранее приготовленную тяжелую пищаль.

— Да он один, — крикнул взлетевший на стену Набут.

— И что из того? Сперва один, а потом сотня. Не смейте разговаривать с ним! Всем спрятаться! Слышите?! Пусть думает, что мы все уехали куда-нибудь в гости.

— Отец, это, кажется, ханский визирь, — зоркие глаза Набута угадали в скачущем всаднике человека, который не раз бывал у них.

— Карача-бек?! Этот еще более страшный разбойник. Он опять втянет меня в какую-нибудь историю. Не открывайте ему.

— Как не открыть ханскому визирю? — удивился Шарип.

— Нечего ему тут делать. Скажите, что я болен.

— Так он и поверит, — вполголоса проговорил Шарип, отходя в сторону.

Меж тем Карача-бек, подскакав к стенам городка, обнаружил, что подъемный мост разрушен, а ворота наглухо закрыты. И сразу догадался о причине подобных приготовлений. Разглядев притаившегося на вышке охранника, громко крикнул:

— Где почтенный Соуз-хан? Здоров ли он?

— Ой, господин, — запричитал тот — наш хозяин шибко болен. Так болен, что и принять никого не может.

— Пусть впустит меня и я облегчу его страдания. Скажи, что у меня с собой хорошее лекарство. Да пошевеливайся там!

Охранник кубарем скатился по лестнице и доложил укрывшемуся в шатре господину, что ханский визирь во что бы то ни стало желает видеть лично его.

— Видно, и умереть мне спокойно не дадут, — заохал тот, тяжело дыша и держась за живот. У него и впрямь начались сильнейшие боли в области пупка и внутри так крутило кишки, будто там орудовала здоровенная мышь или змея.

Держась рукой за пупок, вминая его внутрь, он тяжело вполз наверх башни и крикнул:

— Мое почтение ханскому визирю! Как драгоценное здоровье нашего хана?

— Спасибо, здоровье его в полном порядке. А ты, говорят, умирать собрался? Не рано ли?

— Ой, плохо дело, очень плохо. Ни сидеть, ни лежать не могу. Видно, и впрямь умру скоро.

— Брось, Соуз-хан, брось глупости говорить. Поживем еще с тобой. Почему ты не впускаешь меня? Или у тебя заразная болезнь?

— Да кто его знает. Может и заразная, а может нет…

— Вели открыть ворота. Я постараюсь помочь тебе и хоть как-то облегчить страдания.

— Не могу, почтеннейший. Я еще вчера приказал завалить ворота и не открывать их никому.