Бернард Корнуэлл - Бледный всадник

— Даже ты? — обиделся я. — Поставь, пока не поздно!

Шериф улыбнулся, услышав это, но я знал, что он не последует моему совету.

— Настоящие деньги Стеапа получит от Одды, когда убьет тебя, — сказал он. — Сотню шиллингов.

— Утред столько не стоит, — с грубоватым юмором заявил Леофрик.

— Почему, интересно, этот тип так сильно жаждет моей смерти? — вслух подумал я.

Вряд ли причина в Милдрит, да и спор из-за того, кто именно уложил Уббу, давно остался в прошлом, однако Одда Младший все-таки составил против меня коварный заговор.

Харальд долго молчал, прежде чем ответить. Увидев, что шериф склонил лысую голову, я было подумал, что он молится, но тут Харальд поднял глаза.

— Одда видит в тебе угрозу для себя, — негромко проговорил он.

— Да я вообще не встречался с ним несколько месяцев, — возразил я. — С какой стати я могу представлять для него угрозу?

Харальд снова помедлил, стараясь подобрать нужные слова.

— Король часто болеет, — после паузы проговорил он. — И кто может сказать, как долго он проживет? А если, сохрани Господь, он вскоре умрет, витан не изберет его маленького сына королем. Выберут благородного человека, прославившегося на поле битвы. Такого, который сможет выстоять против датчан.

— Неужели Одду? — рассмеялся я, представив себе Одду королем.

— А кого же еще? — спросил Харальд. — Но если ты встанешь перед витаном и под присягой скажешь правду о битве, в которой погиб Убба, они могут и не выбрать Одду. Поэтому он видит в тебе угрозу и боится тебя.

— И щедро заплатит Стеапе, если тот изрубит тебя на куски, — мрачно добавил Леофрик.

Харальд ушел.

Он был хорошим человеком, честным и трудолюбивым, да вдобавок рисковал, явившись повидаться со мной, а я не оценил этого и оказался скверным собеседником.

Было ясно: шериф уверен, что утром я должен погибнуть, и постарался сделать все, что мог, чтобы подготовить меня к битве. Несмотря на уверенное предсказание Исеулт, что я выживу, в ту ночь я спал плохо. В коровнике было холодно, да к тому же меня точило беспокойство. Ночью дождь перешел в ливень со снегом и ветер хлестал по стенам. К рассвету ветер и снег прекратились, повис туман, окутавший все здания; ледяная вода капала с замшелой соломенной крыши.

Мой скудный завтрак состоял из куска влажного хлеба, и я как раз доедал его, когда пришел отец Беокка и объявил, что Альфред желает со мной поговорить.

— Хочешь сказать, что он хочет помолиться вместе со мной? — разозлился я.

— Он желает с тобой поговорить, — настаивал Беокка и, поскольку я не шевельнулся, топнул искалеченной ногой. — Это не просьба, Утред. Это королевский приказ!

Я надел кольчугу, и не потому, что пришло время вооружиться для боя, а потому, что кожаная подкладка слегка защищала от холода. Кольчуга была не слишком чистой, несмотря на все усилия Исеулт. Большинство моих соотечественников коротко стриглись, но мне нравились длинные прически датчан, поэтому я завязал свои волосы шнурком, и Исеулт выбрала из них соломинки.

— Нам надо торопиться, — сказал Беокка, и я пошел за ним по грязи мимо большого зала и недавно отстроенной церкви к каким-то строениям поменьше, сделанным из свежей древесины, еще не успевшей обветриться и посереть.

Отец Альфреда устроил в Сиппанхамме охотничий домик, но Альфреду этого показалось мало. Церковь была первым зданием, которое он построил, прежде даже чем починил и расширил палисад: сразу ясно, что для него важнее всего. Даже теперь, когда благородные люди Уэссекса собрались здесь, куда датчане могли добраться всего за один день, тут как будто было больше церковников, чем военных, — красноречивое свидетельство того, как именно Альфред собирается защищать свое королевство.

— Король наш милостив, — прошипел мне Беокка, когда мы вошли, — но смотри держись скромнее.

Беокка постучал в очередную дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее. Он сделал знак, чтобы я вошел, но сам не последовал за мной, а прикрыл дверь снаружи, оставив меня в полутьме.

Пара свечей из пчелиного воска поблескивала на алтаре, и при их свете я увидел двоих, стоящих на коленях перед простым деревянным крестом, что был помещен между свечами. Эти люди стояли ко мне спиной, но по отороченному мехом голубому плащу я узнал Альфреда. Второй человек был монахом. Они молча молились, а я ждал.

Комната была маленькой; очевидно, она служила личной королевской часовней, и из предметов обстановки тут имелись лишь задрапированный алтарь и скамеечка, на которой лежала закрытая книга.

— Во имя Отца… — нарушил тишину Альфред.

— …И Сына… — добавил монах.

Он говорил на английском с акцентом, и я узнал голос Ассера.

— …И Святого Духа, — заключил Альфред. — Аминь.

— Аминь, — отозвался Ассер, и оба встали.

Их лица светились счастьем набожных христиан, которые на славу помолились.

Альфред заморгал, как будто удивился, увидев меня: неужели он даже не слышал стука Беокки и звука открывшейся и закрывшейся двери?

— Надеюсь, ты хорошо спал, Утред?

— Надеюсь, ты тоже хорошо спал, мой господин?

— Боль не давала мне уснуть, — сказал Альфред, прикоснувшись к своему животу, потом прошел на другую сторону комнаты и открыл тяжелые деревянные ставни: часовню затопил слабый мглистый свет.

Окно выходило во двор, и я понял, что там собрались люди. Король вздрогнул: в часовне было очень холодно.

— Сегодня день святого Седда, — сказал он.

Я промолчал.

— Ты слышал о святом Седде? — спросил Альфред и, поскольку молчание выдало мое невежество, снисходительно улыбнулся. — Он был родом из Восточной Англии, я не ошибаюсь, брат?

— Благословенный Седд и впрямь жил там, мой господин, — подтвердил Ассер.

— И выполнял миссию в Лундене, — продолжал Альфред, — но закончил свои дни на Линдисфарене. Ты ведь слышал об этом острове, Утред?

— Да, мой господин, — кивнул я.

Остров Линдисфарена находился неподалеку от Беббанбурга, и не так давно я напал на тамошний монастырь вместе с ярлом Рагнаром и видел, как монахи погибли под датскими мечами.

— Я хорошо знаю этот остров, — добавил я.

— Полагаю, Седд знаменит в твоих родных краях?

— Я о нем никогда не слышал, мой господин.

— Я считаю это символичным: человек, который родился в Восточной Англии, свершил труд своей жизни в Мерсии и умер в Нортумбрии, — сказал Альфред. Он сложил длинные бледные руки, переплетя пальцы. — Саксы Англии, Утред, собрались вместе перед лицом Бога.

— И слились в счастливой молитве с бриттами, — набожно добавил Ассер.

— Я молю Всемогущего о счастливом исходе, — продолжил король, улыбаясь мне, и теперь я понял, о чем он говорит.

Альфред выглядел таким скромным, без короны, без массивного ожерелья, без браслетов на руках, всего лишь с маленькой гранатовой брошью, скрепляющей плащ на шее, и говорил о счастливом исходе, но на самом деле он представлял, как все саксы Англии собираются под властью одного короля. Короля Уэссекса. За показным благочестием Альфреда скрывались чудовищные амбиции.