Бернард Корнуэлл - Бледный всадник

В итоге только один датчанин был ранен, но мы прогнали их назад, и это было для них унижением.

Я позволил Эоферу выпустить двадцать стрел, после чего вошел в воду и взялся за его лук. Я встал перед ним таким образом, чтобы датчане не могли увидеть, что я делаю.

— Скажи, чтобы он не волновался, — попросил я девочку, и та успокоила Эофера, который, нахмурясь, смотрел на меня и пытался отнять у меня лук.

Я вытащил нож, что встревожило великана еще больше: он зарычал и выдернул лук из моей руки.

— Скажи ему, что все в порядке, — велел я девочке, и она снова успокоила дядю, что позволило мне наполовину разрезать сплетенную из конопли тетиву.

Я шагнул в сторону и указал на группу датчан.

— Убей их! — сказал я.

Эофер не хотел натягивать испорченный лук. Вместо этого он покопался под своей засаленной шерстяной шапкой и извлек другую тетиву, но я покачал головой, и маленькая девочка убедила дядю, что ему нужно воспользоваться этой, наполовину перерезанной. Не слишком охотно Эофер вновь взялся за лук, но не смог натянуть оружие в полную силу: тетива лопнула и стрела сперва безумно закружилась в небе, а потом поплыла прочь по реке.

Отлив тем временем закончился, вода прибывала.

— Уходим! — закричал я своим людям.

Теперь пришел черед датчан потешаться над нами. Они думали, что мы уходим из-за того, что у нас порвалась тетива, и выкрикивали оскорбления, пока мы карабкались обратно, вверх по грязному откосу. А потом я увидел, как два человека побежали вдоль дальнего берега, и понадеялся, что сейчас будут отданы нужные мне приказы.

Так и случилось. Датчане, которым больше не угрожал ужасный лук Эофера, собирались спустить на воду два своих судна, те, что поменьше. Мы уязвили их гордость, мы смеялись над ними, а теперь они нас убьют.

Ясное дело: насмешка никому не по душе, а уж воинам и подавно. Поэтому честолюбивые датчане не могли позволить нам уйти безнаказанно. Они хотели преподать наглецам урок, однако в то же время преследовали еще одну цель.

Прежде чем покинуть Этелингаэг, я настоял, чтобы мои люди получили все имеющиеся в нашем распоряжении кольчуги. Эгвин, оставшийся там с королем, не особенно хотел расставаться с драгоценными доспехами, но Альфред отдал ему приказ, и теперь на всех шестнадцати моих воинах были железные кольчуги. Воины эти выглядели великолепно — настоящий отборный отряд, и датчане стяжали бы себе славу, если бы победили такой отряд и вдобавок захватили драгоценную амуницию. Кожаная одежда кое-как защищала, однако надетая поверх нее кольчуга была гораздо надежнее, да и стоила куда дороже. Именно поэтому я и взял шестнадцать кольчуг, отправляясь на берег реки: на такую приманку датчане просто не могли не клюнуть.

И мой замысел удался.

Возвращаясь к Палфлеоту, мы продвигались медленно, делая вид, будто сражаемся с мягкой землей. Датчанам тоже приходилось нелегко, когда они толкали два своих судна по толстому слою грязи на речном берегу. Но наконец корабли были спущены на воду, а потом, во время быстро прибывающего прилива, датчане сделали то, на что я и надеялся.

Они не стали пересекать реку. Ведь в таком случае они бы просто очутились на восточном берегу Педредана, тогда как мы были бы на полмили впереди них, вне пределов досягаемости. Поэтому командир датчан и предпринял то, что ему казалось хитроумным маневром: попытался нас перехватить. Они видели, как мы высаживались на берег у Палфлеота, и рассудили, что наши лодки должны быть все еще там. Вот почему датчане стали грести вверх по реке, чтобы найти эти лодки и уничтожить.

Да вот только наших плоскодонок в Палфлеоте больше не было, они ушли на северо-восток, чтобы дождаться нас в обрамленном тростником канале, и еще не время было воспользоваться ими.

Вместо этого, когда датчане вышли на берег у Палфлеота, мы залегли на песке, наблюдая за ними. Враги считали, что мы в ловушке, ведь теперь они были на том же самом берегу реки, что и мы. Поскольку команды двух кораблей более чем вдвое превосходили нас по численности, датчане уверенно выступили из-за сожженных свай Палфлеота, чтобы прикончить нас на болотах.

Я ликовал: они делали именно то, чего я от них хотел.

Вот теперь мы отступили и врассыпную бросились назад, иногда пробегая по открытому пространству, отделявшему нас от самоуверенных датчан. Я насчитал семьдесят шесть врагов, а нас было только тридцать, потому что некоторые из моих людей остались в спрятанных плоскодонках. Датчане, не сомневаясь, что мы пропали, поспешили к нам по песку, через ручьи, а мы прибавили ходу, а потом побежали еще быстрее, чтобы не дать им себя догнать.

Начался дождь, свежеющий восточный ветер принес его первые капли. Я все время вглядывался в даль, пока не увидел, как над краем болота мелькнул и растекся серебристый свет — тогда я понял, что прилив начал свой длинный быстрый путь по бесплодным равнинам.

А мы все бежали назад, а датчане все еще нас преследовали, но уже начали уставать. Некоторые из них кричали, вызывая нас на бой, но у других уже не осталось дыхания на крик, только неистовое желание догнать и убить нас. Но теперь мы забирали к востоку, туда, где росли крушина и камыш, и там, в ручье, в котором прибывала вода, нас ждали плоскодонки.

Измученные, мы упали в лодки, и жители болот погнали суденышки вниз по ручью, питавшему реку Брю, пересекавшую северную часть топи. Плоскодонки унесли нас на юг, против течения, и быстро промчались мимо датчан, которые могли только наблюдать за нами с расстояния в четверть мили, не в состоянии сделать ничего, чтобы нас остановить. Чем дальше мы от них уходили, тем более подавленными выглядели они, стоявшие на широком пустынном месте, где падал дождь и бурлил прилив, затопляя ложа ручьев. Вода, которую подгонял ветер, теперь вторглась глубоко в болота, прилив при полной луне стал выше — и, внезапно осознав грозившую им опасность, датчане повернули обратно к Палфлеоту.

Но Палфлеот был от них далеко, а мы уже оставили ручей и перетащили плоскодонки в маленькую речушку, что впадала в Педредан. Речушка принесла нас туда, где почерневшие сваи прислонились к плачущему небу, туда, где датчане пришвартовали два своих корабля под охраной всего четырех человек. Когда мы, обнажив мечи, выскочили из плоскодонок с дикими криками, эти четверо бежали. Остальные датчане все еще были на болотах, превратившихся в заливаемую приливом отмель, и брели по воде.

А у меня появились два корабля.

Мы втащили плоскодонки на борт, и местные жители взялись за корабельные весла. Я встал у рулевого весла одного судна, а Леофрик — у рулевого весла второго, и мы принялись грести против сильного прилива к Синуиту, где датские корабли теперь остались под охраной всего лишь нескольких мужчин, женщины и дети не в счет.