Бернард Корнуэлл - Бледный всадник

— Убей его! — выкрикнул кто-то.

— Только пусти ему кровь, господин, — проговорил фриз. — Пожалуйста, господин, не надо его убивать. Он неплохой парень для датчанина. Просто пусти ему кровь, и мы тебе заплатим.

Я пинком отшвырнул обрубок палки и велел Хэстену:

— Подними!

Тот неуверенно посмотрел на меня. Чтобы поднять палку, ему требовалось подойти на всю длину привязи, потом нагнуться — и тогда он подставил бы спину под удар Вздоха Змея.

Кинув на меня полный горечи взгляд из-под гривы грязных волос, Хэстен решил, что я не нападу, когда он нагнется. Датчанин подошел к палке, наклонился — и тогда я пинком отбросил ее еще на несколько дюймов.

— Подними! — приказал я снова.

Он все еще держал обломок шеста и, сделав еще один шаг и натянув свою привязь, внезапно попытался воткнуть сломанный конец мне в живот.

Датчанин действовал быстро, но я почти ожидал этого и перехватил его запястье левой рукой.

— Подними! — велел я в третий раз, крепко, до боли, сжав его руку.

На сей раз пленник послушался, наклонившись за палкой. Пытаясь ее достать, он крепко натянул свою привязь, и я полоснул лезвием меча по натянутой веревке. Хэстен упал вниз лицом, когда веревка порвалась. Наступив датчанину на спину, я упер в него кончик меча.

— Альфред велел привести к нему всех датских пленников, — обратился я фризам.

Все трое смотрели на меня, но молчали.

— Так почему же вы не отвели к королю этого человека? — вопросил я.

— Мы об этом не знали, господин, — ответил один из них. — Нам никто не сказал.

И это было неудивительно, потому что Альфред не отдавал такого приказа.

— Теперь мы отведем его к королю, господин, — заверил меня второй.

— Я сэкономлю вам время и силы. — Я снял ногу со спины Хэстена. — Вставай! — велел я на датском.

Затем бросил монету мальчику, державшему мою лошадь, сел в седло и протянул Хэстену руку, приказав:

— Садись сзади!

Фризы запротестовали, надвигаясь на меня с обнаженными мечами. Вытащив Осиное Жало, я отдал его Хэстену, который все еще не сел на коня, потом развернул лошадь к фризам и улыбнулся.

— Эти люди, — махнул я мечом в сторону толпы, — уже и так считают меня убийцей. А еще я тот самый человек, который сошелся в смертельном поединке с Уббой Лотброксоном на берегу моря и убил его. Я говорю это, чтобы твои друзья могли похвастаться, что ты пал от руки не кого-нибудь, а самого Утреда Беббанбургского.

Я опустил меч, нацелив острие на ближайшего ко мне фриза, и тот отшатнулся. Остальные, больше уже не жаждавшие драки, последовали его примеру. Хэстен сел сзади меня в седло, и я пришпорил лошадь, послав ее в толпу, которая нехотя расступилась.

Когда мы покинули ярмарку, я заставил Хэстена спешиться и отдать мне Осиное Жало.

— Как ты попал в плен? — спросил я.

Он рассказал, что был на одном из судов Гутрума, которые угодили в шторм, и судно его затонуло, но он вцепился в какой-то обломок и был выброшен на берег, где его и нашли фризы.

— Нас было двое, господин, но мой товарищ умер.

— Теперь ты свободен, — сказал я.

— Свободен? — не понял он.

— Теперь ты мой вассал, — пояснил я, — и принесешь мне клятву верности, а я дам тебе меч.

— Но почему ты так поступаешь? — изумился он.

— Потому что когда-то меня спас датчанин, — ответил я, — и мне нравятся датчане.

А еще Хэстен был очень кстати, потому что я нуждался в людях. Я не доверял Одде Младшему и боялся Стеапу Снотора, воина Одды, вот почему мне требовались в Окстоне мечи.

Милдрит, конечно, не хотела, чтобы в доме ее отца жили вооруженные датчане. Ей нужны были слуги и крестьяне, чтобы пахать землю и доить коров, но я заявил, что ее муж как-никак — лорд, а лордам просто необходимы воины.

Я и впрямь был лордом, лордом нортумбрийским. Утред Беббанбургский, вот как меня зовут. Мои предки, которые вели свой род от бога войны Вотана (датчане называют его Один), когда-то были полноправными властителями в Северной Англии, и если бы родной дядя бессовестно не украл у меня Беббанбург, когда мне было десять лет от роду, я бы все еще жил там, в безопасности — нортумбрийский лорд в своей омываемой морем крепости. Датчане покорили Нортумбрию, и король Риксиг, который во всем подчинялся им, словно кукла, которую дергают за веревочки, правил в Эофервике, но Беббанбург был слишком неприступен, чтобы датчане его взяли, и в этой крепости сейчас засел мой дядя, именовавший себя олдерменом Эльфриком. Датчане не трогали его, пока он не причинял им неприятностей, и я частенько мечтал, как однажды вернусь в Нортумбрию и потребую то, что принадлежит мне по праву рождения. Но вот только как этого добиться?

Чтобы взять Беббанбург, мне требовалась армия, а у меня имелся лишь один-единственный воин — молодой датчанин Хэстен.

А ведь помимо дяди у меня в Нортумбрии были и другие враги. Ярл Кьяртан и его сын Свен, потерявший из-за меня глаз, с радостью бы меня убили, а дядя еще и заплатил бы им за это. Так что сейчас мне в Нортумбрию лучше не соваться. Но я туда еще непременно вернусь. Этого жаждала моя душа, и я хотел бы вернуться туда вместе с моим другом Рагнаром Младшим: он был жив, его корабль выдержал шторм. Я услышал это от священника, который следил за переговорами близ Эксанкестера. Он заверил меня, что ярл Рагнар входил в делегацию знатных датчан, явившихся от Гутрума.

— Настоящий великан, — сказал мне священник, — и на редкость громогласный.

Услышав это описание, я удостоверился, что Рагнар жив, и сердце мое возрадовалось, потому что я знал: мое будущее связано с ним, а вовсе не с Альфредом. Когда переговоры закончатся и заключат перемирие, датчане, без сомнения, покинут Эксанкестер, и тогда я принесу свой меч Рагнару и обращу клинок против ненавистного Альфреда.

Я сказал Милдрит, что мы оставим Дефнаскир и отправимся к Рагнару, что я стану сражаться под орлиным знаменем Рагнара и буду преследовать по законам кровной мести Кьяртана и вероломного дядю. Услышав это, Милдрит разразилась слезами и никак не могла успокоиться.

Я не выношу женского плача. Милдрит очень страдала от моего решения и пребывала в растерянности, а я в ответ на нее злился — и мы рычали друг на друга, как дикие коты, а дождь все лил и лил. Я ярился, словно зверь в клетке, желая, чтобы Альфред и Гутрум поскорей закончили свою болтовню, потому что все знали: Альфред позволит Гутруму уйти. А как только тот покинет Эксанкестер, я смогу присоединиться к датчанам. И не важно, пойдет со мной Милдрит или не пойдет, только бы сын, носивший мое имя, был со мной.

Время шло. Днем я охотился, а ночью пил и мечтал о мести. И вот однажды вечером, вернувшись домой, я обнаружил, что меня ждет отец Виллибальд. Виллибальд был хорошим человеком, он служил капелланом на флоте Альфреда в ту пору, когда я командовал этими двенадцатью кораблями. Как выяснилось, теперь он возвращался в Гемптон, но по дороге заглянул к нам, поскольку подумал, что мне интересно узнать, чем закончились долгие переговоры между Альфредом и Гутрумом.