Ярослав Кратохвил - Истоки

Для такого соединения «двух столь разнородных миров» понадобилась, по словам Шальды, «писательская рука необычайно сильная и зрелая». Высокую оценку дает Шальда главным образом умению Кратохвила выписывать характеры и делать обобщения, и в особенности его способности «сталкивать своих героев в сценах, исполненных порой неистовых, животных инстинктов, сталкивать противоположности и завязывать узлы противоречий. Все, что происходит в России с пленными чехами, пишет Шальда, изображено в книге Кратохвила как одно-единое недоразумение и смешение языков, мыслей и целей, одно-единое и горькое исцеление от иллюзий…трагикомедия разочарований и отрезвления», когда жизнь России, русская действительность, этот «жернов гигантских объективных, до ужаса реальных революционных действий, в конце концов вымалывает из благородного энтузиаста Томана всякую «идеалистическую возвышенность, все представления, основанные на одних словах». Шальда выразил глубокое преклонение перед искусством Кратохвила писать пейзажи, «искусством огромным и даже устрашающим до галлюцинаций», а все же никогда не являющимся самоцелью, ибо «пейзаж у него всегда связан с человеком». Искусство же слова у Кратохвила Шальда назвал «удивительным, совершенно своеобычным и новым», ибо мощный и точный дар наблюдателя согрет у него «теплом огромного умственного участия».

Однако самой примечательной чертой Кратохвила Шальда считал то, что в книге «можно просто осязать», до чего писатель знает русский мир из «первых рук», то есть что этот мир увиден собственными глазами, воспринят на собственном опыте, а не очерчен, не выведен из литературы. Чрезвычайно проницательное и важное наблюдение, ибо Кратохвил, как уже сказано, — один из немногих современных чешских писателей, у которых, помимо солидных, постоянно углубляемых знаний общественно-экономической проблематики России, есть еще то преимущество, что они сами пережили, впитали в себя тончайшие эмоциональные и рациональные оттенки русской жизни, русского общества. Это преимущество Кратохвил получил, прожив несколько лет в России во время войны, а затем трижды побывав в Советском Союзе. О том, как наблюдательность и эрудиция писателя подкреплены и согреты глубоким знанием и личной близостью русской среде, свидетельствуют две замечательные очерковые работы о его пребывании в СССР: это — шесть глав «Из поездки в Россию» (1924) и «Взгляд на деревню» — очерк, написанный после поездки в СССР в 1932 году.

И если позже Кратохвил признавался [24] В статье «Как я писал «Истоки» («Jak jsem psál Prámeny»), «Literární noviny», 1935, VII, и. 12. в том, что испытывал определенные трудности, возникшие из-за того, что он чувствовал себя «непрофессиональным литератором без опыта и теоретической вооруженности», то понятно его искреннее замечание, что ему не доставляло особых забот сознание задачи «изобразить с возможнейшей точностью, как предпосылку, в первую очередь русскую действительность», причем сделать это так, чтобы… «русская среда, а с нею — движущая сила нашей эпохи не остались второстепенной, имитированной декорацией, на фоне которой и совершенно отдельно от нее разыгрывалась бы история пленных чехов; это исказило бы правду, как искажает семейную фотографию намалеванный фон у провинциального фотографа». Однако Кратохвил не скрывал две основные причины, из-за которых ему как писателю «работалось нелегко»: не только потому, что писать он мог лишь урывками, в свободное от службы время, но в первую голову потому, что «слишком известные события политической карусели» на целые годы отрывали его от литературного труда. Не следует, однако, понимать это так, что, сетуя на первую причину, Кратохвил в равной мере сетовал и на вторую. В середине тридцатых годов, когда по соседству, в третьей империи, гитлеровская форма мировой контрреволюции обретала уже чудовищные и тревожные очертания и размеры, — именно в эти годы Кратохвил удваивает свою общественно-политическую активность — будь это организация помощи безработным, работа в Левом фронте и в Обществе культурного и экономического сотрудничества с СССР, в Комитете помощи немецким эмигрантам-антифашистам, руководимом Шальдой, или выступления с речами против фашизма и войны, бесчисленные статьи, дискуссии, доклады в защиту Советского Союза от клеветы и т. д.

Восемнадцатого июля 1936 года, то есть в год, когда вышло второе издание «Истоков», генерал Франко поднял мятеж против республиканского правительства Испании; испанские события стали для стран оси Берлин — Рим генеральной репетицией второй мировой войны. Общественная деятельность Кратохвила расширяется за счет сотрудничества в Комитете помощи демократической Испании и участия во всех мероприятиях в поддержку борьбы Испанской республики.

В 1937 году Кратохвил поехал в Испанию в качестве делегата II Международного конгресса писателей. Работа этого мощного форума, в котором приняли участие писатели 28 стран, открылась 4 июля в Валенсии, затем была перенесена в Мадрид и Барселону, а накануне годовщины начала гражданской войны в Испании закончилась в Париже после двухдневного заседания. На этом уникальном всемирном собрании Кратохвил, назвавший его «конгрессом воинствующей человечности», выступил с речью от имени чехословацкой делегации. Кратохвил провел две недели на фронтах, среди бойцов народной милиции и Интернациональной бригады. Об этом он написал ряд захватывающих очерков и статей, а главное — сильную, волнующую книгу «Барселона — Валенсия — Мадрид», изданную в том же 1937 году.

На исходе этого же года он, помимо прочего, написал для сборника «Чехословакия — Советскому Союзу» (выпущенного к 20-й годовщине Октября) статью «Чем был и есть для меня СССР».

Потом события понеслись с головокружительной стремительностью: аншлюс Австрии, первые угрозы Гитлера в адрес Чехословакии…

В это время Кратохвил переписывается с Луи Арагоном и с французской секцией Международной ассоциации писателей (МАП) о возможности международной помощи Чехословакии, подписывает воззвание к английским писателям, пишет для «Кларте» статью «Чехословакия сегодня» [25] J. Kratochvil, La Tchecoslovaquie d`aujourd`hui, «Clarté», 1938, № 21. .

А затем… затем для него настало время, которое он сам в статье, опубликованной за несколько месяцев до Мюнхенского сговора и капитуляции, загодя определил для себя так: «В известные времена писатель обязан отложить перо, если он не хочет писать историю, когда ее надо делать» [26] «Легионерские традиции в чехословацкой литературе». Речь на вечере «Деятели искусства за демократию», напечатанная в газете «Rudé právo», 5. IV, 1938. .

После капитуляции Чехословакии Кратохвилу пришлось уйти с государственной службы. Он нашел работу в редакции пражского издательства «Чин». И несмотря на скудость собственных средств, он тотчас принялся помогать товарищам из числа писателей (Вацлавеку, Фучику, Штоллу и др.), не имеющим средств к существованию, и их семьям, когда им самим пришлось уйти в подполье: находил для них работу, доставал переводы.