Марина Александрова - Варяг

– Да он же уехал! – вдруг воскликнула Мстислава.

– Как уехал? – удивилась старуха. – Куда?

– К себе на родину и уехал, уж месяц как.

– Не может быть, – не желая верить в неудачу, промолвила Преслава.

– Правду говорю, уехал он, – начала убеждать старуху Мстислава, – еще князь Владимир его отпускать не хотел, большие деньги предлагал, чтобы тот остался.

Старуха горестно вздохнула.

– Что ж теперь делать-то?!

Мстислава только пожала плечами. Потом поднялась и медленно и величественно, насколько это позволял ей огромный живот, двинулась к выходу.

Тем временем Ирина приехала к снохе в Киев и, не застав ее в тереме, подумала самое худшее. Узнала она, что уехала Мстислава уже три дня назад, а до сих пор ни слуху, ни духу. Куда ее понесло в ее-то положении? Только по неотложному делу, к Лаурке. А коль так долго не возвращается, непременно что-то случилось. Решив так, Ирина заехала в свои вотчины, отобрала полдюжины крепких мужиков и двинулась в терем к треклятой фряженке.

По пути многие дурные мысли одолевали Ирину. Самой страшной была мысль, что проведали люди об их намерении разлучить рабыню с Эриком, донесли про то фряженке, и теперь заточила она Мстиславу у себя в тереме. Сидит она, бедняжка, под замком, где-нибудь в пыльном чулане или в сыром погребе, ждет суда иль освобождения. А ведь за колдовство-то по нынешним временам что полагается! Даже если и попустят княжеской племяннице, все равно добра не жди.

Много еще чего передумала Ирина, а потому, подъезжая к терему, стоящему на высоком холме, она уже просто-таки кипела от гнева. Не помня себя, взлетела по ступеням на высокое крыльцо и стала что есть силы барабанить в дверь.

Долго никто ей не открывал. Но вот наконец показалась служанка. Лицо ее было печально.

– Где она? Где госпожа? – закричала Ирина.

– Не извольте так кричать, сударыня, больна госпожа, – нагло ответила девка и, дерзко повернувшись к гостье спиной, медленно пошла прочь.

– Постой, негодная! Как заболела, что с ней? Уморили? – вновь закричала Ирина, не разобравшись, решив, что это с ее любимой Мстиславой приключилась беда.

Служанка, не оборачиваясь, скрылась.

В великом смятении Ирина прошла по палатам, повсюду разыскивая свою любимицу Мстиславу, как вдруг увидела, что сама она идет ей навстречу. Кинулась Ирина к снохе:

– Что случилось, дитятко? Чем больна ты, родная? Али с дитем что не так?

– Что вы, с чего мысли такие? – удивилась Мстислава. Она не ожидала увидеть здесь свою свекровь и, нужно сказать, очень ее появлению обрадовалась. Теперь не надо голову себе ломать – свекровушка кашу заварила, пусть сама и расхлебывает!

– Да служанка глупая на входе сказала мне, что госпожа, мол, дюже больна.

– Так в этом доме не я госпожа, – горько усмехнулась Мстислава. – Здесь только Лаура в почете.

– С ней-то что?

– Ой, и не спрашивай. Не для чужих ушей разговор. Давай выйдем из дому, там обо всем и поговорим.

Вышли они рука об руку из дому и направились в веселую березовую рощу. Там, присев на ствол поваленного дерева, рассказала Мстислава свекрови, что содеялось с Лаурой после того, как дала она ей зелья отворотного.

– И как быть теперь, я ума не приложу, – закончила Мстислава. – Совсем ведь плоха фряженка. Тут старуха-ключница обмолвилась, что помрет она. За лекарем меня съездить просила, за княжьим... Да я сказала, что уж нет его. Уехал, говорю, на родину!

– Эк ее занесло-то, – фыркнула Ирина. – Виданное ли это дело, чтобы холопку княжий лекарь правил! Да ты вот что скажи: не видел ли кто, как ты, дитятко, как ты фряженке зелье мешала?

– Никто не видел, – потупясь, ответила Мстислава.

– Ну, так что ж тебе горевать? Помрет Лаурка, ты единственной останешься. Подумает, подумает сын мой непутевый и повернет к тебе...

– Ой, не знаю я... Тошно мне что-то. До этого на меня Эрик не глядел, а тут, не дай Бог учует что. Тогда мне жизнь не в жизнь станет.

– Да как же догадается он? Кто ему расскажет-то?

– Пусть даже не догадается, все равно судьба супротив меня повернется. Лаура помрет – сынок ее останется. Эрик его больше жизни любит, ему всего себя отдаст, а заодно и добро. Мой-то ребеночек ему и ненужный будет.

– Как так ненужный?! – возмутилась Ирина. – Хотя с моего сына станет...

– Вот и я говорю. Горько мне и больно, что низкая холопья участь ожидает меня и моего ребенка.

Ирина задумалась. Долго сидела молча и, видать, недобрые мысли тяготили ее – взгляд потяжелел, пальцы сжимались и разжимались, словно хотели вцепиться в горло незримого врага.

– Пусть холопу холопья участь будет уготована, – наконец вымолвила Ирина. – Отдадим мальчишечку в деревню, добрым людям на воспитание, а Эрику, как вернется, скажем, что умер он.

– Не поверит он, да и грех это великий.

– А жену и дитя собственное позорить – не грех?

Мстислава примолкла.

– Да, быть может, Лаура еще поправится.

Ирина смерила невестку взглядом, в котором читалось презрение к ее слабости и мягкохарактерности. Никто, конечно, фряженке смерти не хотел, а коль и хотели, все равно ничего б не содеяли, пострашились. Но коль все так вышло, надо пользоваться. В этой жизни, кроме себя, надеяться не на кого! Хорошо бы только удалось утаить, отчего Лаура умерла – ведь сынок-то бешеный, узнает правду, никто костей не соберет.

– Конечно, Лаурка еще может поправиться, – сказала Ирина вслух. – Но все равно нам нужно заранее позаботиться о том, чтобы на нас не пало никакого подозрения. Комар бы носа не подточил! Как это сделать, я придумаю. А теперь пойдем в дом, посмотрим, что там творится.

Ирина обошла весь терем, заглянула в каждую палату. Зло вскипело в ней, когда увидела она, каким богатством окружил сын свою полюбовницу. В одной из палат наткнулась Ирина на служанку, укачивающую маленького ребенка. Не потребовалось много времени, для того чтобы понять, что перед Ириной сын проклятой фряженки, а значит, родной ее внук Владимир.

Подошла Ирина к служанке, протянула руки, взяла дитя, и что-то екнуло у нее в груди – так схож был ребенок с отцом. Показалось Ирине, что снова она молодуха и держит на руках маленького Эрика. Только глаза у него чужие – ярко-зеленые... Глаза фряжской рабыни. В тот же миг улетучилась из души зародившаяся было нежность, сменившись глухой, затаенной обидой и злостью.

Дитя невинной душой почуяло перемену, захныкало, завозилось на руках у этой незнакомой женщины со строгими очами. Ирина поспешила отдать младенца служанке и скорыми шагами удалилась.

Тут же навстречу Ирине из-за двери соседней комнаты вышла ключница. Сразу не понравилась она Ирине. Слишком уж проницательным взглядом окинула она Ирину, словно душу ее проницала. Распустила фряженка слуг, да и что с нее взять – сама рабыня, повелевать не умеет.