Марина Александрова - Подарок крестного

То ли совсем доконали Шорина мысли о перстеньке, то ли и впрямь с ним какая сила заодно была, только все его предчувствия почему-то сбывались. Михайло, ворвавшись в терем, первым делом спросил:

– С Марией все в порядке?

Словно в ответ, Машенька сама выбежала его встречать, и по ее сумрачному лицу Михайло понял, что не все ладно в тереме.

– Что-нибудь случилось? – у Михаила опустилось сердце, когда бледная Машутка напрямик ответила на его вопрос:

– Как ты уехал, Андрей заболел, – Машутка разрыдалась и сквозь слезы прошептала: – Лекарь ничего не смог сделать…

– Говори, не томи, – испуганный Михайло, обхватив Марию за плечи, поднял ее опущенную голову и заглянул в полные слез очи.

– Помер он, – еле слышно прошептала Машутка.

У Михаила, крепко державшего Машеньку, опустились руки. «Обманула ты меня, Елена, жестоко обманула, – думалось ему. – Нет никакого перстня, и нет никакой силы, меня оберегающей. Анастасия, теперь Андрей… Господи, только бы с Машенькой ничего не случилось…» И в тот миг он поклялся себе никогда самому больше не заниматься бесполезными поисками, а все перстни отдать Машутке – пусть сама решает, что с ними сделать.

Михайло опрометью выскочил во двор, вылил на голову ковш прохладной воды и, вскочив на коня, поскакал куда глаза глядят. Лишь только загнав до изнеможения гнедого и обессилев сам, Михайло вернулся в терем.

Государь, узнав о горе Шорина, дал другу возможность прийти в себя и отдохнуть с дальней дороги, сам же Михаил после пережитых потрясений тоже не стремился попасть в Кремль.

За седмицей пролетала другая, за другой третья… Постепенно боль утихала, и немало тому способствовала Машутка. Михайло, немного утешившись, забросил все свои дела, и пока государь не требовал от него своего присутствия, наслаждался долгожданным покоем. За эти дни Мария стала полноценной хозяйкой в доме, и все называли ее не иначе как Мария Сергеевна – так велел сам боярин.

О кончине Анастасии Михайло сообщил в день приезда, потому после смерти Андрея эта весть не произвела того потрясения, которое испытал Михайло в Новгороде. Мария, не смотря на неприязнь, испытываемую к покойной, искренне ее пожалела и даже не подумала, что со смертью Анастасии исчезло последнее препятствие на пути к ее счастью. Напротив, Михайло всерьез подумывал обвенчаться с Машенькой, но решил выждать, пока не пройдет положенный срок от кончины Анастасии и Андрюшки.

А срок вышел даже скорей, чем ожидалось. Как-то вечером, отправляясь почивать, Михайло обратился к Машутке:

– Знаешь, Машенька, давно у меня мыслишка одна засела, вот наконец пришел срок сбыться моему желанию. Готовься, Машутка: через три седмицы предстоит нам обвенчаться.

У не ожидавшей такого поворота Машутки перехватило дыхание.

Не хотела она, конечно, чтобы они с Михаилом прятались ото всех, сама его просила не скрывать ни от кого своих чувств, но на такое счастье даже не надеялась. Мария и рта не успела открыть, как Михайло добавил:

– И не вздумай перечить! Сама просила, чтоб не стыдился я своей зазнобушки.

На следующий день весть эта облетела весь терем – Михайло сам отдал первые распоряжения, и начались привычные в таких случаях хлопоты. За сборами и приготовлениями шли и пересуды. Кто жалел прежнюю хозяйку, кто Михаила, а кто удивлялся Машутке: ловко же она окрутила хозяина.

Пока терем был занят обсуждением решения боярина, Михайло наконец посетил государя. Впервые свидевшись с ним за долгое время, Михайло сообщил ему о своем намерении. Иоанн хорошо воспринял эту новость и пожелал присутствовать на венчании. Разговор их был недолгим, царь сослался на какие-то дела, потому перед уходом попросил Шорина:

– А ты, Михайло, заходи вечерком к нам с государыней, побеседуем.

Михаил чуть не поперхнулся, вспомнив о Темрюковне: неужто не угомонилась проклятая дикарка за его столь долгое отсутствие? Но деваться некуда – отказаться было слишком опасно. Иван Васильевич стал жесток до безумия, и хотя для Михаила делалось исключение, все же осторожность не помешает.

Возвращаясь домой в тяжких раздумьях, Михаил осознал, что его стала тяготить дружба с государем. С одной стороны, конечно, у Шорина оставалась еще детская привязанность к Иоанну как к человеку, с другой – преданность ему как Российскому самодержцу, но все больше и больше осознавал он происшедшую с царем перемену.

Михаила ужасали казни ни в чем не повинных людей, постоянные доносы, творящиеся бесчинства новых Иоанновых любимцев, утомляли столь бурные и часто длящиеся попойки Ивана Васильевича… А теперь еще и этот столь пристальный интерес государыни!

Горькое сожаление вызывали у Шорина воспоминания о прежней их дружбе, когда не нужно было думать над каждым словом, когда Иоанн доверял своему другу и советовался с ним. Перед глазами возникло воспоминание, яркое, будто случилось это только вчера: Иоанн на лобном месте, кланяясь на все четыре стороны, обращается к народу, просит прощения… И от этого воспоминания стало вдвойне больно и обидно.

Вечером посетив царя, Михайло встретил и государыню.

Та после долгой разлуки не сводила глаз с Михаила, и, казалось, ее страсть разгорелась еще сильнее. Михайло пытался не смотреть на Темрюковну, боясь, что Иван Васильевич вот-вот заметит пламенные взгляды своей супруги, но всегда столь подозрительный Иоанн на этот раз ничего не примечал.

Посудачив о том да о сем, Иван Васильевич завел разговор о предстоящем венчании Шорина. Но, несмотря на то, что Мария впервые слышала о решении Шорина, казалось, эта весть не вызвала у нее огорчения, напротив, выказав живой интерес, государыня пожелала увидеть будущую боярыню Шорину и помочь ей с хлопотами.

Михайло все ждал, что грозный Иоанн прикажет Марии не совать нос в чужие дела, так нет же, почему-то пребывая в прекрасном расположении духа, он только поприветствовал ее рвение. Испросив государева соизволения, Мария напросилась к Михаилу в гости, и с ангельским ликом при государе же и договорилась, что Шорин завтра заедет за ней в Кремль.

Мария действовала напрямик. Она знала, что супруг носом чуял всяческие хитрости. Стоит только начать что-то мудрить, и он тут как тут. Кто угодно, глядя на Марию, мог догадаться о ее страсти, только не государь. Подозревая невинного во всех смертных грехах и видя измены там, где их нет, он не мог заметить творящегося под самым его носом. Мысль о том, что кто-то может дерзнуть учинить пакость прямо у него на глазах, не могла прийти ему в голову.

Как ни старался Михайло, но на этот раз избежать встречи он не смог. Государь, как назло, вместе со всей своею свитою на следующий день отправился на охоту. Михайло задолго до Кремля встретил свиту, и государь, завидя любимца, обратился к нему: