Александр Листовский - Солнце над Бабатагом

— Да нет, так, между прочим, хотя, сказать откровенно, я поражен.

— Интересно, Чем же?

— Узбек, и вдруг летчик.

— Что же вы, узбеков дикарями, что ли, считаете? — спросил Тимур, улыбаясь.

— Почему? — воскликнул Вихров. — Я отлично знаю, что тут у вас происходит, но я не был здесь пятнадцать лет и хорошо помню… Ведь мне пришлось тут воевать почти четыре года.

— А-а. Ну тогда я вас понимаю. Вы живете старыми воспоминаниями, товарищ майор.

Вихров задумался.

— Да, пожалуй, вы правы. — Поэтому-то мне и хочется увидеть поскорее все самому.

Говоря это, он поймал себя на мысли, что уже видит новое в этом молодом человеке. И так как лейтенант все больше напоминал ему Мухтара, он спросил:

— У вас есть брат?

— Да. Сабир. Он учится в Ташкентском университете.

«Как выросли люди», — подумал Вихров, вспоминав школу муллы Раджаба, приютившуюся у дупла старой чинары.

Приятно было сознавать, что во всем совершившемся заложена какая-то частица сил, ума, самой жизни и его самого и всех их — солдат революции, «старых бухарцев». Тяжкие страдания, муки, лишения, перенесенные в те тяжелые годы, когда они без сна и без отдыха засыпали в седлах, клонясь к гривам коней, карабкались по снеговым перевалам, раня в кровь руки, падая с ног от усталости, без воды по нескольку суток находясь в песках и не щадя жизни, — все это яркой картиной пронеслось в его памяти…

— И вы думаете, мы вам не благодарны за это? — сказал Тимур, словно читая его мысли… — Конечно, среди нашей молодежи, не знающей старых порядков, встречаются такие, которые думают, что всегда было так, как сейчас, что иначе и быть не могло. Я считаю, что в этом большая вина наших писателей. Надо об этом больше писать…

— А как у вас относительно памятников? — поинтересовался Вихров.

— Каких памятников?

— Я слышал, что лет пять тому назад тут была создана комиссия по установлению памятников павшим бойцам. Видели вы эти памятники?

— Нет, не видал, — откровенно признался Тимур.

— Ну вот, — подхватил Вихров. — Следовательно, не одни писатели виноваты… Однако где это мы проезжаем?

— Сурханская долина.

— Как? Уже? — удивился Вихров.

— Да. Часа через четыре будем в Денау. Мне там выходить. Пойду спать, товарищ майор. А вы как? Надо бы и вам отдохнуть.

— Ничего. Я еще посмотрю… Да, чтобы не забыть. Я вам дам свой адрес. Может быть, еще придется увидеться.

Вихров дал адрес и остался стоять у окна. Поезд подошел к станции. На платформе говорили и двигались люди. Чей-то голос кричал по-узбекски:

— Э-эй! Пулат-ака! Пулат Бабакалон! Идите сюда! Машина подана!

Вихров оглядывал небольшое здание станции с овальными арками. Кусты боярышника, густые купы деревьев, залитые мягким электрическим светом, узорчатая тень, лежавшая за ажурной решеткой, и уже опустевший перрон — все это придавало станции какой-то сказочный вид.

Вихров хорошо знал о большом строительстве в этом крае, но не предполагал, что железная дорога прошла по местам бывших боев. Поезд давно тронулся, а он все стоял и смотрел. Ему казалось, что там, во мгле, где должны были быть предгорья Бабатага, мелькали тени скачущих всадников и слышался глухой конский топот, сливающийся с частым стуком колес…

Выкурив папиросу, Вихров прошел в купе, прилег, но заснуть сразу не мог. Он представлял себе столицу Таджикистана, которую должен был увидеть сегодня. Но как ни напрягал он воображение, ему мерещилось лишь десятка два покрытых камышом глинобитных лачуг и одинокая чайхана подле тысячелетней чинары. Он видел не новый город, а кишлак Душанбе таким, каким он был пятнадцать лет назад, когда он покидал Восточную Бухару… А Юрчи? Какими стали Юрчи? — думал он. — Надо будет съездить. А потом?.. В Джар-Курган. Только как добраться туда? На машине разве? — соображал он, вспоминая, что кишлак Джар-Курган находился в самом глухом месте Сурханской долины. С этими мыслями он незаметно заснул…

Сильный толчок разбудил его. За открытым окном серели предрассветные сумерки, вместе с ними в вагон врывался пронизанный сырыми испарениями холодный воздух.

Зябко поеживаясь, Вихров надел китель и вышел в коридор.

Светало. В темном небе перебегали зарницы. Переливаясь бледно-голубыми огнями, звезды скатывались к горизонту, и только месяц висел еще над горами.

В стороне Бабатага что-то сверкнуло, и, разорвав мрак, на далекой снежной вершине скользнул малиновый луч. Вихров высунулся в окно. За дальним перевалом, казалось, разгорался пожар. Солнца еще не было видно, и только лучи горели вдоль нижнего края длинного белого облака. Все это — и восход над горами, и сама черневшая под солнцем неровная кайма Бабатага, и какие-то знакомые запахи — уносило его в уже далекое прошлое… И вместе с тем казалось, что только вчера он скакал на своем горячем Гудале по этим самым местам! Как быстро бежит время», — невольно подумал Вихров.

Поезд делал поворот, тени на земле быстрр сбегали, и перед Вихровым словно раздвигался гигантский занавес, открывая широкий вид на цветущие поля и сады. Навстречу поезду амфитеатром поднимались предгорья.

Прямоугольники садов, в некоторых местах разделенные небольшими дувалами, занимали почти всю площадь до железной дороги. Фруктовые деревья были в полном цвету и казались издали сплошь усеянными белыми, бледно-розовыми, желтоватыми и пунцовыми бабочками.

Алые маки, белые ирисы, лиловые цветы люцерны, розовые мальвы пестрели среди ярко-зеленой травы. А влево, у подножья Байсунских гор, виднелись гранатовые рощи. Солнце пробивалось меж стволами деревьев, роняя на землю широкие золотистые полосы, исчерченные сиреневой тенью.

Теперь Вихров видел, что за эти годы пустыня превратилась в цветущую долину.

— Все любуетесь, товарищ майор? — спросил старик археолог. Он остановился подле Вихрова с перекинутым через плечо полотенцем.

— Никак не пойму, где мы проезжаем.

— А вон там, влево, осталась бывшая Долина Смерти, — показал рукой археолог. — Вот Мершаде. А вправо Денау.

— Тут был кишлак прокаженных Махау, — вспомнил Вихров.

— Его давно сожгли.

В окно хлынул густой запах герани. Вместе с ним навстречу поезду надвигалось большое поле, покрытое ярко-красными розами.

— А это что? — поинтересовался Вихров.

— Эфироносные плантации… Здесь, знаете, расположена зональная станция сухих субтропиков. — Собираются эвкалипты разводить… А вон сахарный тростник…

Позади них послышался шорох.

Вихров оглянулся и увидел Тимура с чемоданом в руке.

— Товарищ майор, разрешите пожелать вам счастливого пути.

— До свидания, Тимур, — попрощался Вихров. — Будете в Москве — буду рад вам. Заходите. — Он дружески пожал руку молодому пилоту.