Александр Листовский - Солнце над Бабатагом

— Новостей много. Только ты скажи, пожалуйста, как это с тобой получилось?

— Да как. Очень просто: после заседания ревкома вышел на улицу, прошел шагов сто, и вдруг — бац из-за дувала. Я упал. Ну и ничего не помню. Только потом узнал, что второй эскадрон организовал облаву и поймал этого самого дервиша. Понимаешь, только на сантиметр дальше, и был бы я готов. Врач говорит, придется полежать, а тут дел столько… Ну, что нового слышно?

Лихарев рассказал о том, что проводятся широкие мероприятия по снабжению населения семенным материалом. Он также сказал, что, по проверенным сведениям, имеющимся в политотделе дивизии, в басмаческих тайках начался полный разброд и в них остались лишь непримиримые реакционные элементы и закоренелые уголовники.

— На днях, — продолжал Лихарев, — частями шестой алтайской кавалерийской бригады перехвачено несколько турецких офицеров, пробиравшихся к Ибрагим-беку.

— В общем, дело идет к концу, — заметил Бочкарев.

— Да. Только надо еще Ибрагима добить, — сказал Лихарев.

Он посидел еще немного и, пожелав Бочкареву скорейшего выздоровления, направился в штаб.

Ему предстояло разрешить один очень неприятный вопрос. Дело было в том, что помощник начальника штаба, распечатывая дивизионную почту, узнал из приказа, что начальник штаба убывает к новому месту службы, а он назначается на его место. Узнав это, он не только тут же сменил ранее угоднический тон на высокомерный и перестал первый здороваться со своим уже бывшим начальником, но в грубой форме отказал ему в лошади, на которой тот хотел доехать до штаба дивизии, и, завладев лошадью, приказал коноводу спрятать седло.

Об этом было доложено Лихареву. Всегда спокойный, комбриг на этот раз пришел в состояние крайнего раздражения и, переговорив с Кудряшовым, вызвал к себе помощника начальника штаба.

Конечно, этот возмутительный случай не был характерен не только для дивизии, но и для всей Конной армии, в которой на всем протяжении ее существования отношения строились на взаимном уважении.

Но как бы то ни было, а это случилось, и теперь Лихарев, все более негодуя, ходил по штабу бригады в ожидании вызванного.

В дверь постучали. Вошел помначштаба…

— Вы, конечно, догадываетесь, зачем я вас вызвал? — начал Лихарев, оглядывая низенькую фигуру и лицо вошедшего с маленьким носом, глазами навыкате и с густой сеткой морщин на висках. — Нет, нет, молчите, — продолжал он, увидев, что помначштаба сделал движение. — Я вас вызвал для того, чтобы объявить вам, что ваш поступок — живой пример душевной низости! Это гадко и подло! Больше того — отвратительно! Я не могу терпеть такого командира в бригаде. Немедленно подайте рапорт об откомандировании из дивизии.

— Товарищ комбриг!

— Не возражать!.. Пишите рапорт. Идите…

Пока Лихарев подтягивал с гор отряды, прошло три дня. Этого времени хватило Алеше для того, чтобы подготовиться к походу. Он достал подковы для Давлят-Кока, привел в порядок порвавшееся обмундирование и, так как был хорошо знаком с портняжным мастерством, нашил кожаные леи на красные бриджи комбрига, который основательно пообносился за время походов. «Ну вот и хорошо, — работая иглой, думал Алеша, — а то было чисто беда».

В полках тоже готовились: перековывали лошадей, чинили седла, оружие.

Дмитрий Лопатин с раннего утра уходил в эскадрон, но сегодня он несколько задержался на квартире, потому что Вихров, относившийся крайне внимательно к сбережению сил подчиненных, в приказном порядке велел ему хорошо отдохнуть перед походом.

Сейчас он крепко спал, разбросав большие сильные руки. Маринка, опираясь на локоть, с любовью смотрела на его бронзовое от загара молодое лицо. Было в этом лице что-то и от прежнего Митьки Лопатина, донбассовского паренька, — ребячье, насмешливое и совершенно новое, залегшее в упрямой морщинке между бровями.

— Милый мой! Умник! Богатырь мой;— шептала Маринка. Она ласково провела рукой по его широкому лбу.

Веки его дрогнули. Он приоткрыл глаза.

— Ты что? А? Пора вставать? — спросил он, потягиваясь.

— Нет, ты понимаешь, какой сон мне: приснился, — живо заговорила Маринка, — Вдруг так: аптека, а будто там устроили школу для взрослых. Да. А рядом будто проходит железная дорога. И мчится, мчится поезд.

И ребенок с женщиной навстречу идут. Я кричу, кричу, а горло сжалось, и сама не слышу своего голоса за шумом этим.

— Ну и что же?

— Да ничего. Проснулась и все. Так жаль мне этого ребенка…

— А-а! — Лопатин ласково улыбнулся. — И я тожо что-то интересное видел… Нет, позабыл… Это во-первых. А во-вторых, я, как ходили в горы, видел в одном кишлаке расшитые полотенца с петухами. Вышивка, как у нас на Украине. Как, думаю, они сюда попали? Стал Допытываться. Парда и говорит: «Это здесь, в горах, так вышивают». Постой, думаю, надо узнать, почему таакое совпадение. Стал наводить справки.

— Еще бы, ты ведь любознательный, до всего хочешь докопаться. — Маринка погладила его по плечу.

— Да. Ну и что же ты думаешь? Оказывается, здесь когда-то жили скифы. Потом часть из них ушла, перевалила Уральский хребет и осела в Северной Таврии.

— Откуда ты все это узнал?

— Комбриг рассказывал… Здесь кругом памятники для будущих поколений. Я, будь моя воля, любую здешнюю хибарку без окон под стеклянный колпак поставил бы, чтоб потом все видели, как раньше жили люди… Однако который час?

— Девятый.

— Ого! Ну и заспался! Надо вставать…

Маринка накинула шелковый халатик, подаренный ей Лолой, и принялась готовить завтрак. Но едва она, помыв руки, потянулась за хлебом, лежавшим на полочке, как вскрикнула и даже попятилась.

— Ты что? — спросил Лопатин.

— Дыру провертели… В стенке.

Лопатин подошел.

— Скажи, пожалуйста! — он, нахмурившись, покачал головой. — А кто там живет?

— За стенкой? Бай. Старик. У него шесть жен молодых. Я их знаю.

— А ты знаешь, в третьей бригаде Петрову-Тюрину, командиру полка, в дыру змею запустили. Хорошо, он вовремя заметил, убил, — сообщил Лопатин, замазывая отверстие хлебным мякишем. — Ладно, я сам поговорю с этим баем. Как его зовут?

— Рахманкул.

Лопатин отошел к рукомойнику.

Пока он умывался, Маринка собирала его в дорогу.

— Митя, смотри, — заботливо говорила она, — я кладу тебе в сумку хлорные лепешки. Это для дезинфекции воды. Смотри не забудь.

— Не забуду, Мариночка.

— Нет, ты не улыбайся. Я серьезно говорю. Знаешь, в Бабатаге нет проточной воды. Там ямы-водохранилища. Значит, всякие микробы есть. Ты смотри. А то ведь ты такой…

В дверь постучали.

— Кто? — спросил Лопатин.

— Товарищ командир, в эскадрон требуют. Через час выступать, — сказал в ответ голос.

Но оказалось, что на Дмитрия Лопатина возлагалась совершенно иная задача. Ему не надо было идти в Бабатаг. Только что поступил приказ командира дивизии выставить гарнизон в далеком от Юрчей кишлаке Санг-Гардаке, и выбор пал на Лопатина, уже показавшего себя толковым и знающим командиром.