Ольга Гурьян - Обида маленькой Э

В полдень лодка пристала к берегу поблизости от деревни, где жили родители Яо-фэй. Не взглянув на сына, ни с кем не простившись, она сошла на берег, и больше ее не видели.

«Певичка Инь-чжан обещала выйти за бедного студента, и он уже приготовил ей венчальное платье и убор, а она взяла да передумала, собралась замуж за богатого бездельника. Сколько ее ни уговаривали и мать и названая сестрица Пань-эр, заносчивая красотка стояла на своем. Новый жених так нарядно одевался и так хорошо умел ей угождать!

— Он заботится обо мне круглый год! — восклицала влюбленная Инь-чжан. — Летом обвевает меня веером, зимой греет мой халат, чтобы я не простудилась. Соберусь погулять, он расправляет складки моего платья, сам прикалывает мне украшения. Он такой добрый, я хочу за него замуж!

— Ах, вот как, — ответила Пань-эр.

Предупреждаю, не бегите ко мне, когда он начнет вас лупить!

Инь-чжан гордо ответила:

— Даже если меня приговорят к смерти, я не обращусь к вам!

Действительно, брак оказался очень несчастным. Муж всем жаловался, что Инь-чжан, стегая одеяло, сама себя зашила внутри, а пояс халата накрепко пришила к вороту. Уж он бил и колотил ее и обещал избить до смерти.

Несчастная Инь-чжан горько каялась, что не послушалась советов матери и Пань-эр, и написала им письмо, умоляя о помощи.

Когда мать получила письмо, она горько зарыдала, а Пань-эр принялась ее утешать:

Не предавайтесь кручине!

Разгладьте на лбу морщины!

Я сейчас поеду туда и поговорю с ним. Уж я буду щипать его и гладить его, обнимать его и ласкать его, пока он растеряет весь свой разум. Я положу ему на нос кусок сахару, но не сможет он его ни лизнуть, ни съесть, пока не даст Инь-чжан развода.

Она надела вышитое платье, заколола прическу булавками из зеленого нефрита, наняла повозку и поехала в город, где жила Инь-чжан. Здесь она пригласила негодяя-мужа в трактир и призналась ему, что давно его любит и хочет выйти за него замуж. В этой любви она поклялась самыми страшными клятвами:

— Пусть в моей каморке переедет меня лошадь! Пусть мне ноги переломают фитилем от лампы!

— Эй, слуга, тащи вино! — завопил на радостях муж.

— И не надо вина, у меня десять бутылок в повозке.

— Пусть зарежут барана!

— И этого не надо. У меня в повозке есть жареный.

— Тогда я куплю тебе красивый шелк!

— Не надо. У меня два куска красного шелка в сундуке. Что ваше — то мое, что мое — то наше!

Негодяй поспешил домой, дал жене свидетельство о разводе и опять побежал к Пань-эр. Но хитрой красотки и след простыл.

— Эй, слуга, приведи мне лошадь, я поеду ее догонять.

— У кобылы родился жеребенок.

— Приведи мула!

— Мул охромел!

— Приведи осла!

— Осел потерял подкову.

Тут он понял, что его обманули, побежал домой, вырвал из рук Инь-чжан свидетельство о разводе, сунул его в рот, разжевал и проглотил. Инь-чжан ужасно испугалась, как бы он не убил ее. Но — о счастье! — хитрая Пань-эр подсунула копию, а свидетельство цело. И счастливая Инь-чжан выходит замуж за студента».

Гуань Хань-цин закончил чтение новой пьесы и обвел актеров сияющими глазами. Они кричали от восторга, смеялись, поднимали кверху большой палец в знак одобрения.

— Ах, что за очаровательная роль! — воскликнула Юнь-ся. — Сколько в ней кокетства, ужимок, улыбок. Мне не терпится сыграть ее! — Она вскочила, скользнула правой рукой от груди к колену, будто поправляя костюм, и поворотом кисти откинула руку назад.

— Погоди, Юнь-ся, ты вечно выскакиваешь! — прервал ее красавец Цзи Цзюй-нэн. — И без того понятно, что ты будешь играть Пань-эр, а почтенная госпожа Лэй — матушку Инь-чжан. А вот кто будет играть самое Инь-чжань. Без Яо-фэй эту пьесу не придется ставить.

— Может быть, Яо-фэй завтра вернется, — сказал Лэй Чжень-чжень и шумно вздохнул.

Уже целую неделю лодка качалась на якоре в маленькой бухте, актеры слонялись без дела, еда становилась все скуднее. Ежедневно в течение недели Лэй Чжень-чжень с утра уходил умолять Яо-фэй о возвращении, и каждый вечер приходил хмурый, как грозовая туча, так и не повидав жену. Ее родители заперли ворота и сидели, как в осажденной крепости, а Лэй Чжень-чжень целые дни стоял на улице перед домом, и ни на посулы, ни на угрозы не было ответа. Только кумушки высовывали носы в щелки своих ворот и хихикали, да деревенские мальчишки провожали его и на почтительном расстоянии кричали непочтительные слова.

Наконец наступил день, когда кончились и деньги, и припасы, и на обед было подано лишь по зубчику чеснока, завернутого в тонкий блин. Умный Лю Сю-шань посмотрел на эту еду, выкатил глаза и закричал:

— Эй, Лэй Чжень-чжень! Моя жена не обязана голодать по вине твоей жены. Пора нам тронуться в путь и сыграть новую пьесу. Роль Инь-чжан может сыграть любая женщина, было бы личико смазливо. Моей жене надо каждый день давать мясное блюдо, иначе она ослабеет. Для роли Инь-чжан не надо ни голоса, ни таланта. Кто хочет, может сыграть!

Погу задумчиво поддержал его:

— Это верно, в роли Инь-чжан вовсе нет пения.

— И нет акробатики, — сказал Цзинь Фу. — Все движения простые.

— Я могу кувыркаться, — робко вытянув шейку, сказала Маленькая Э. — Пожалуйста, если это нужно. Я могу кувыркаться вперед и назад, ходить на руках, стоять на голове…

Сюй Сань гневно дернула ее, и она замолчала.

— Ну, и что же! — завопил Лэй Чжень-чжень. — Из зависти к Яо-фэй вы принижаете роль.

Но Лю Сю-шань не обратил на него внимания и продолжал кричать:

— Моя жена не привыкла к такой пище! Доставайте Инь-чжан где хотите! Из-за Сюй Сань остались мы без актрисы, пусть она теперь играет эту роль!