Николай Наволочкин - Амурские версты

У Кукеля-второго диплом инженера. Но не на поприще возведения военных укреплений, не в строительстве простых казарм и домов надеется он оставить свой след на Амуре. Из всей инженерной науки успешнее всего усвоил Вячеслав Казимирович умение строить церкви. К этому лежит у него душа, в этом он видит средство для продвижения по службе. Высшее начальство уже привыкло к тому, что в Амурском крае одна за другой возникают станицы, и это никого не удивляет, зато когда докладывают, что заложен новый храм, начальство непременно заинтересуется: «Кто руководит строительством?» — «Сотник Кукель», — отвечают чиновники. Недаром старший брат Кукеля сказал: «И на церквях, Вячеслав, можно сделать карьеру!»

Последнее лето оказалось для Кукеля хлопотливым. Еще в конце февраля он выехал из Иркутска в Читу. Затем с генерал-губернатором, как только тронулся лед, отправился на Амур. Там, в Албазине, он достроил начатую еще в прошлом году церковь и получил приказ сопровождать караван переселенцев к устью реки Уссури.

Сплавив казаков до Казакевичевой, сотник вернулся в новую станицу Екатерино-Никольскую, названную так в честь супруги Николая Николаевича. Там выбрал место для церкви и проинспектировал строительство станицы. Надо было съездить в Благовещенск, поторопить с отправкой транспортов с продовольствием для переселенцев, однако сотник, памятуя о том, что придется идти бечевой, кормить комаров и мошку, решил на месте дожидаться барж с продовольствием. Тем более что в Екатерино-Никольской нашлись для него развлечения. Однажды, когда Кукель находился в станице, тигр на виду у всех схватил жеребенка и унес его в лес. Казаки тут же организовали охоту, сотник примкнул к ним. Потом ездили охотиться на уток, потом… Только осенью Кукель узнал, что у привезенных им на Уссури переселенцев начался голод. Хлеб, который казаки привезли с собой, кончился, а казенный так и не подошел.

Кукель кинулся в Хабаровку. Неприятность с казаками могла обернуться личной неприятностью для него.

В Хабаровке слухи о голоде в новых станицах по Уссури подтвердились. Командир четвертой роты 13-го линейного батальона поручик Козловский сообщил батальонному командиру, что он вынужден выделять продовольствие для переселенцев из своих и так небольших запасов. На Уссури выехал батальонный командир Дьяченко, чтобы самому на месте уточнить положение с продовольствием.

— Взял ли он с собой провиант? — спросил Кукель у адъютанта батальона.

Адъютант, молодой штабс-капитан, всего полмесяца назад прибывший в Хабаровку и вступивший в должность, ответил, что капитан повез продовольствие только для четвертой роты.

— Отчего же он не подумал о казаках?! — в сердцах воскликнул Кукель.

— Думай не думай, у нас свой провиант на исходе. Ждем баржу с мукой, но ее нет и нет. Кроме того, четвертая рота делится с казаками, чем может.

Дело для Кукеля принимало явно неприятный оборот. О транспорте с провиантом для казаков нет никаких вестей, а если в станицах начнут умирать люди, не поздоровится и ему.

— Вы недооцениваете угрозу всему переселенческому делу на Уссури! — резко выговаривал сотник адъютанту батальона, заботясь, впрочем, более о своем очередном чине, чем о казаках, и велел показать ему наличные продовольственные запасы батальона.

Адъютант заколебался. Кукель тут же высокомерно напомнил, что он адъютант самого генерал-губернатора. Намекнул и на то, что старший брат у него вот-вот станет начальником штаба.

Адъютант батальона вынужден был открыть склады.

Продовольствие у батальона было действительно на исходе. Если не прибудет до ледостава мука, зимовка в Хабаровке окажется голодной. Несмотря на это, Кукель приказал погрузить в лодки все наличные сухари, кирпичный чай и выделить солдат для сопровождения груза к месту назначения.

Штабс-капитан не знал, как ему поступить. Отказать сотнику, но у него такие связи. Отправить груз, что будет с батальоном, если не придет баржа, и что скажет батальонный командир, когда вернется в Хабаровку. Кукель оказался настойчивым, уговорами и угрозами он принудил адъютанта отправить продовольствие. Шесть лодок, сопровождаемые солдатами и унтер-офицером Ряба-Кобылой, вместе с Кукелем поплыли по реке.

Шел сентябрь. Казаки в Корсаковой и Казакевичевой ловили кету.

— Ай, рыбка! — похвалялись они. — Сама в сети прет! Гольды нас надоумили. Они же показали, как ее впрок готовить. Теперя бы нам мучицы, так и перезимовали бы.

Свой хлеб у казаков кончился. Но в Корсаковой жителей было немного, и солдаты делились с ними сухарями. В Казакевичевой линейцев не было, но здесь неплохо уродился картофель.

— Едим вот, то картошечку с рыбой, то рыбку с картошкой. Так и перебиваемся.

— Что у вас слышно про верховых новоселов? Как у них с продовольствием? — спрашивал Кукель.

— Плохо у них было. А как сейчас, не знаем.

На следующий день, уже за станицей Казакевичевой, на Уссури Кукелю встретилась лодка. Ряба-Кобыла сказал сотнику:

— Наш батальонный командир возвращается.

Кукель встревожился, но виду не подал.

Капитан Дьяченко был удивлен, узнав в лодочниках своих солдат. Но еще больше поразило его и рассердило самоуправство Кукеля.

— Да это же Тришкин кафтан! — гневно напустился он на сотника. — Латаем в одном месте, обрезая в другом.

Между офицерами разгорался спор. Кукель доказывал, что казакам угрожает неминуемый голод, а Яков Васильевич отвечал, что то же самое ждет его батальон.

— Как вы могли забрать все сухари?! — возмущался он.

— Вам скоро должна поступить мука!

— И казаки ждут транспорт с провиантом! Нет, нет! Из-за чьей-то нераспорядительности голод в батальоне я допустить не могу. Ряба-Кобыла, сейчас же поворачивайте обратно!

Солдаты начали разворачивать лодки.

— Вам это так не пройдет! — закричал Кукель, вспоминая заодно и о том, как Дьяченко высмеял проект Усть-Зейской станицы, и решил непременно отомстить капитану. — Я все доложу лично Николаю Николаевичу, — с угрозой сказал он. — И я снимаю с себя ответственность за зимовку казаков. Отвечать за голод, за их страдания будете вы!

— Что ж вы не позаботились о зимовке раньше? — сказал Дьяченко. — Я только что от казаков. Посоветовал им ловить кету. Мой ротный командир Козловский делится с ними, чем может. Слухи о голоде явно преувеличены.

— Нет, я не позволю вам повернуть лодки, — упорствовал Кукель. — Я приказываю вам от имени Николая Николаевича как адъютант для особых поручений!

Кукель умышленно называл генерал-губернатора только по имени и отчеству, стремясь подчеркнуть свою близость с ним.

Оба офицера стояли друг против друга на причаливших одна к другой лодках. Казалось, что они вот-вот бросятся в драку.