Вера Крыжановская - Бенедиктинское аббатство

Возможность попасть в когти сатаны давно беспокоила меня; священники много говорили о нем, и незадолго перед тем произошло страшное событие в бенедиктинском аббатстве, расположенном неподалеку от нас.

Монах-ключарь, доставая в подвале вино, потерял пробку от бочки; в бешенстве, что драгоценная влага разливается по земле, он разругался, призвав дьявола на помощь, и тот явился ему в образе покойного его предместника, в черной рясе, но с ногами и хвостом.

«Как смеешь ты дразнить меня, призывая сюда, где я провел столько прекрасных часов. Иди со мной и мучайся такой же жаждой», — сказал сатана страшным голосом и запустил когти в шею брата.

Последний едва успел прошептать «Ave Maria», и черт оставил его. На его крик сбежались братья, и все видели черные пятна и следы когтей на его шее. На другой день утром он умер, не будучи в состоянии принять причастие и крича, что черт закрывает ему рот когтями.

Об этой истории все говорили, и я слышал ее от одного монаха. Надо было раз навсегда убедиться на этот счет.

Я обещал Кальмору бочонок золота, если он даст мне возможность увидать черта, поговорить с ним и вполне убедиться в его существовании. Глаза его блеснули от удовольствия, и старый колдун обещал вызвать дьявола, но лишь в известное время, так как необходимы некоторые приготовления, при которых, впрочем, я могу присутствовать.

Через месяц Кальмор сказал мне:

— Я готов. Луна полная, и мы можем отправиться на место, где Князю тьмы угодно показывать себя. Хватит ли у вас смелости пойти туда?

— Куда это? — спросил я, смеясь ему в лицо.

Он мне назвал место, действительно известное как страшное. Это было недалеко от бенедиктинского аббатства; там тянулась цепь каменистых холмов, перерезанных глубокими пропастями, на дне которых протекает ручей. Одна из пропастей называется Чертов Гроб, вторая — Чертова Люлька, туда бросали тела самоубийц, и третья, самая глубокая, в которой ручей, становясь бурным потоком, падает стремительно с шумом, называлась Чертова Баня.

Сатана назначил местом свидания вторую. Когда мы пришли туда, Кальмар зажег факел, и над нами взвилась с криком целая туча воронов. Тогда я заметил, что к выступу скалы крепко привязана толстая узловая веревка. Колдун приказал мне держать факел, а сам спустился в пропасть; по данному сигналу, я последовал за ним и после долгого спуска почувствовал под ногами твердую землю. Тогда Кальмор зажег три факела, и при свете их я рассмотрел страшное место, в котором очутился.

Дно бездны оказалось гораздо обширнее, чем можно было предполагать. С одной стороны бурлил поток, и почва была покрыта мелким песком, на котором кое-где виднелись побелевшие кости. Посредине находился круглый, очень большой камень, похожий на мельничный жернов, а по краям симметрично были расставлены тринадцать черепов, и были приготовлены, а позднее зажжены четыре огромные груды можжевельника.

Я задрожал и в испуге отступил: вокруг камня неподвижно сидели тринадцать волков; глаза их блестели во тьме, как раскаленные угли. Время от времени Кальмор бросал им куски мяса — как я догадался, трупного, которые он вынимал их мешка; животные глотали то, что им предназначалось, не двигаясь с места.

Я дрожал, но Кальмор заметил это и сказал:

— Не бойтесь, это добрые животные; они привыкли к этой пище. Но чтобы приступить к делу, надо подождать Джильду; не знаю, что ее задержало.

В ту же минуту сильно дернули за веревку.

— Это она, — заметил Кальмор, хватаясь за веревку и натягивая ее.

Вскоре появилась Джильда и, почтительно поклонившись мне, выразила надежду, что, если я останусь доволен, не откажу ей в особой награде. Я обещал, и Кальмор объявил, что можно начинать.

Он приказал сестре сесть против круглого камня, прислонившись спиной к скале; затем зажег груды можжевельника и, взяв большую книгу, начал читать вызывания, делая сначала одной, а потом обеими руками жесты сверху вниз над волками и Джильдой. Волки сперва страшно завыли, но понемногу все успокоилось, и только треск огня нарушал глубокую тишину. Тогда Кальмор сел, положил руки на две мертвые головы и велел мне сделать то же. Мы оставались несколько времени неподвижны; вдруг мне послышались странные удары и шум; в то же время стало так холодно, что члены мои застыли.

— Джильда, — спросил Кальмор, — можешь ли ты видеть нашего всемогущего владыку и говорить с ним?

Раздался стон. Я взглянул на женщину и с удивлением увидел, что она лежала растянувшись, точно спала: члены ее окоченели, и она тяжело дышала. Над ней вспыхивали точно блуждающие огни.

— Да, — с усилием ответила она. — Он придет. Слуги его (она назвала незнакомые имена) уже собрались здесь.

Я должен отметить, что все описываемое мною здесь объясняется спиритизмом и медиумическими явлениями и не может быть приписано возбужденной фантазии, создающей будто бы неправдоподобные вещи; все эти факелы были простые явления, вызываемые очень сильными медиумами, но при грубом невежестве, доверчивости и суеверии того далекого времени, сами медиумы приписывали все действию непременно «дьяволу», а не просто злым духам, которые производили явления.

В эту минуту дыхание Джильды стало хриплым, свистящим; и она проговорила, задыхаясь:

— Вот он!

Я поднял голову и был поражен представившимся мне зрелищем. Около распростертого тела Джильды поднимался понемногу зеленоватый, мерцающий свет, отчетливо озаривший фигуру выше человеческого роста в облаке огня, но черную, как уголь; очень красивое лицо освещалось сверкавшими глазами; над головой возвышались громадные рога. Он протянул ко мне волосатую руку с крючковатыми когтями и металлическим голосом, но словно донесшимся издалека, произнес отчетливо:

— Ты вызываешь меня, чтобы убедиться в моем существовании? Я помогаю и внушаю тебе, и твои поступки связывают тебя со мной; я следую за тобой из века в век, обеспечивая тебе безнаказанность на земле и всевозможные здесь наслаждения; себе я оставляю только муки твоей души. А теперь я буду твоим верным спутником и буду следовать за тобой, как и за твоими знакомыми.

Взор мой не мог оторваться от страшного видения; улыбка его, действительно сатанинская, парализовала меня. Потом все побледнело, как бы расплылось в черноватом дыме, исчезнувшем спиралью, поднявшись к небу.

Голова моя кружилась, в ушах шумело, все свистело и трещало вокруг; я протянул руки и потерял сознание.

Очнувшись, я увидел, что нахожусь еще в пропасти. Оправившись, но под сильным впечатлением происшедшего, я направился в замок. Теперь я был убежден в существовании черта или, по крайней мере, кого-то на него похожего, и некоторое время сознание это омрачало мое настроение, но затем я увлекся радостями новой жизни, и любовь к красавице Розе поглотила все другие чувства.