Иван Вазов - Под игом

— Колчо! — крикнула она, сама не зная зачем.

— Радка, ты меня зовешь? Колчо повернулся к ней.

«Боже мой, зачем я его позвала? Только мучаю беднягу», — подумала девушка, устыдившись. Но сразу же побежала к слепому, остановила его и сказала:

— Колчо, я просто так… Позволь мне пожать тебе руку.

И она с глубокой благодарностью сжала его руку в своей.

Поиски продолжались. Выбившись из сил, Шериф-ага предоставил своим подчиненным искать беглеца, а сам пошел к задержанным камилавкам и очкам, только сейчас сообразив, что их пора отпустить.

Кандов снова принялся выражать протест против насилия над его личностью и нарушения элементарной справедливости.

Онбаши, удивленный, попросил перевести ему слова этого рассерженного господина.

— Кандов, повтори еще раз, чтоб я мог перевести твои слова эфенди, — попросил его Бенчо Дерман, лучше других знавший турецкий язык.

— Скажи ему, пожалуйста, — начал Кандов, — что моя личная неприкосновенность, мое самое дорогое человеческое право вопреки всякой законности и без достаточных оснований…

Бенчо Дерман безнадежно махнул рукой.

— Да в турецком языке и слов-то таких нет! — сказал он, — Брось ты, Кандов!

В конце концов незваные гости убрались из монастыря и отправились обыскивать город и его окрестности.

Присутствие духа спасло Огнянова и на этот раз.

Как только он вышел из города, первой его заботой было спрятать в кустарнике камилавку и кожух отца Никодима.

Метель, которая помогла Огнянову пройти незамеченным по опустевшим улицам, бушевала здесь еще сильнее. Завывал порывистый ветер с гор, склоны Стара-планины были словно усыпаны солью. Поле, безлюдное и мертвое, казалось безнадежно печальным под сероватым снежным покрывалом. К счастью, солнце внезапно пробило облака и согрело замерзшую землю.

Не разбирая дороги, Огнянов шел на запад, через виноградники, пересеченные оврагами и высохшими руслами речек. В одном укрытом от ветра месте он присел отдохнуть и обдумать свое положение. А положение было тяжелое. Огнянова беспощадно преследовал какой-то рок, верным союзником которого был Стефчов. Мысленным взором Огнянов видел, как в течение часа обрушилось здание, воздвигавшееся с такой любовью и воодушевлением. Он видел дьякона, доктора, деда Стояна и других близких, преданных друзей — в тюрьме; видел убитую горем Раду; видел торжествующих врагов! Он не мог угадать, что способствовало успеху их предательства. Но заметка в газете «Дунав» и гнусное шпионство певчего несомненно дали в руки его врагам сильное оружие. И он понимал, к каким страшным последствиям это приведет. Неужели дело его погибло безвозвратно? Неужели это несчастье повлечет за собой провалы в других местах? Теперь бегство его показалось ему подлостью. Ему захотелось вернуться, чтобы воочию убедиться, как велико свершившееся зло; о себе он уже не думал: не ведая страха, он был способен решиться на возвращение в город… Но, поразмыслив, Огнянов понял, что сначала ему необходимо изменить свою внешность. И это заставило его продолжать путь. Он решил пойти в Овчери — эту деревню он во время своих объездов посещал чаще других, и жители ее были ему преданы. Переодеться будет удобнее всего у дяди Дялко, думал он. Но Овчери приютились в долине по ту сторону Средна-горы, и путь туда был очень опасен, потому что дорога проходила через несколько турецких деревень. Весть о том, что найдены трупы двух турок-охотников, вероятно, уже сегодня с быстротой молнии облетела эти полуразбойничьи гнезда. Если его не задержат как подозрительное лицо, то убьют как «неверного»: ведь в этих краях каждый день погибает по нескольку человек. А для него опасность тем более велика, что одет он по-городскому. Побороть страх и идти на верную гибель было бы безрассудно. Наконец он решил дождаться ночи в каком-нибудь укромном месте и отошел еще дальше, к отрогам Стара-планины, где мог укрыться в густых зарослях граба.

После двухчасового трудного пути по оврагам и буеракам Огнянов добрался до первых зарослей. Там, спрятавшись в сухом кустарнике, он вытянулся на спине, чтобы отдохнуть или, вернее, обдумать все, что произошло. Небо совсем прояснилось. Осеннее солнце ласково пригревало землю, в траве сверкали капельки талого снега. Время от времени воробьи почти неслышно пролетали над головой беглеца и в поисках пищи садились на тропинки. Высоко в небе кружил горный орел: то ли он где-то поблизости высмотрел падаль, то ли принял за падаль неподвижно лежащего человека. Огнянов так и подумал и помрачнел еще больше. В этом орле ему теперь чудилось что-то зловещее. Хищная птица казалась ему воплощением его беспощадной судьбы. Она только и ждет, чтобы ей приготовили кровавый обед, а тогда не замедлит ринуться вниз со своих голубых высот. Что ж, все возможно. В зарослях небезопасно — сюда забредают охотники-турки, а все они сущие разбойники. Огнянов с нетерпением ждал захода солнца и в поисках более надежного убежища несколько раз переходил с места на место. Время тянулось нестерпимо медленно, и солнце совершало свой путь томительно долго. А горный орел все парил в небе. Взмахнет раз-другой своими черными крыльями и опять распластает их. Огнянов не мог оторвать глаз от парящей в высоте птицы, но мысли его витали в глубинах прошлого. В его возбужденном мозгу одно за другим всплывали воспоминания… Годы юности, годы борьбы, страданий и веры в высокие идеалы. А Болгария, ради которой он перенес столько испытаний… Она так прекрасна, так достойна любых жертв! Она богиня, ради которой верующие в нее готовы пролить свою кровь. Кровью окрашен ее ореол, но лучи его — блистательные имена, и Огнянов надеялся увидеть среди них и свое имя… Как он гордился ею, как искренне был готов умереть, и больше того, бороться за нее! Смерть казалась ему возвышенной жертвой, борьба — великим таинством…

Где-то раздался выстрел, и Огнянов вернулся к действительности.

Он оглянулся кругом. Эхо в горах повторило звук выстрела и замолкло.

«Должно быть, это охотники стреляют дичь», — сказал он себе.

Огнянов успокоился, но ненадолго. Спустя четверть часа невдалеке послышался собачий лай, а вскоре и голоса людей. Гончая Эмексиза невольно вспомнилась Огнянову — он знал, что турок был родом из ближайшей деревни. Этот лай был ему как будто знаком, или, может быть, так ему показалось. А лай, теперь уже более громкий, послышался где-то совсем близко; кусты зашуршали, словно под напором ветра, и из них выбежали две гончие, опустив морды до земли.

Огнянов вздохнул с облегчением.

Этих собак он видел впервые, и ему не пришлось вновь столкнуться с гончей Эмексиз-Пехливана, которую хозяин приучил бросаться на людей, как на дичь… Гончие в большинстве не умны и безобидны, но эта проклятая собака оказалась необычайно злопамятной, в чем мы уже убедились, когда она кинулась на Огнянова неподалеку от монастыря. Она стала союзницей Стефчова и выдала Огнянова…