Иван Вазов - Под игом

Пригнувшись, Марко прицелился и громко крикнул:

— Давранма! [9] Руки вверх! (турецк.)

Несколько секунд он ждал ответа, не снимая пальца с курка.

— Дядя Марко, — послышался шепот.

— Кто тут? — спросил Марко по-болгарски.

— Дядюшка Марко, не бойтесь, я свой!

И неизвестный подошел к самому окошку. Марко отчетливо увидел его темный силуэт.

— Кто ты? — настороженно и подозрительно спросил он, опустив пистолет.

— Иван, сын деда Манола Кралича из Видина.

— Не узнаю тебя… Что ты здесь делаешь?

— Я все тебе расскажу, дядюшка Марко, — ответил пришелец глухо.

— Никак тебя не разгляжу… Откуда ты?

— Издалека, дядюшка Марко… Потом расскажу.

— Откуда — издалека?

— Из очень далекого места, — едва слышно прошептал ночной гость.

— Откуда?

— Из Диарбекира. [10] Диарбекир — город в юго-восточной части турецких владений в Малой Азии (Курдистан), цитадель которого служила местом заключения политических преступников, в частности — деятелей национально-освободительного движения в Болгарии.

Это слово, как вспышка молнии, осветило все в памяти Марко. Он вспомнил, что у деда Манола сын заточен в крепости Диарбекир. Дед Манол был его старым товарищем по торговым и другим, более важным делам.

Марко вышел на темный двор и, подойдя к ночному гостю, схватил его за руку и через конюшню провел на сеновал.

— И ванчо, ты ли это? Я же тебя помню мальчонкой… — тихо проговорил Марко. — Переночуй здесь, а завтра подумаем, как быть дальше.

— Благодарю вас, дядюшка Марко… Кроме вас, я никого здесь не знаю, — прошептал Кралич.

— Не о чем говорить! Мы с твоим отцом — друзья. У меня ты все равно что у себя дома. Тебя кто-нибудь видел?

— Нет, когда я вошел, на улице, кажется, никого не было.

— Вошел! Да разве так входят, сынок? Скажи лучше — вломился! Ну, не беда, сын деда Манола для меня всегда дорогой гость, а тем паче когда он идет из таких далеких мест… Есть хочешь, Иванчо?

— Спасибо, дядюшка Марко, не хочется.

— Нет, тебе надо подзакусить. Пойду успокою домашних, потом вернусь, и поговорим… обдумаем, как тебя получше устроить. Эх, сохрани тебя господь, чуть было я не наделал дел! — проговорил Марко, осторожно спуская курок пистолета.

— Прости, дядюшка Марко; сам понимаю — оплошал я.

— Подожди, я сейчас вернусь.

И Марко вышел, закрыв за собой дверь конюшни.

Жену и мать он застал полумертвыми от страха; увидев его живым и невредимым, они вскрикнули в один голос и схватили его за руки, словно боясь, как бы он опять не убежал. Марко с напускным спокойствием уверил их, что во дворе никого не нашел; должно быть, чья-то кошка или собака столкнула несколько черепиц с ограды, а глупая Пена подняла крик.

— Только весь околоток переполошили, — сказал он, убирая пистолеты в кобуры, висевшие на стене.

Домашние успокоились.

Бабка Иваница позвала служанку.

— Пена, чтоб тебе пусто было! Как напугала нас! Скорей выведи детей помочиться на синий камень. [11] …помочиться на синий камень. — По существовавшему в старину народному поверью, это вылечивало детей от последствий испуга.

Но тут раздался громкий стук в ворота. Марко вышел во двор и спросил:

— Кто там?

— Эй, хозяин, отопри! — крикнул кто-то по-турецки.

— Онбаши! [12] Онбаши (турецк.) — начальник полиции в маленьком городе. — прошептал Марко в тревоге. — Надо спрятать Кралича в другое место.

И, не обращая внимания на новый стук, побежал к конюшне.

— Иванчо! — позвал он, заглянув на сеновал. Ответа не последовало.

— Уснулты. что ли. Иванчо? — проговорил он громче. Никто не ответил.

— Эх, наверное, убежал, бедняга, — проговорил Марко, только сейчас сообразив, что дверь в конюшню была открыта. И добавил озабоченно: — Что же теперь с ним будет?

На всякий случай он еще несколько раз позвал Кралича и, не получив ответа, вернулся к воротам, в которые колотили так сильно, что, казалось, они вот-вот разлетятся в щепки.

Действительно, при первом же стуке в ворота Иван Кралич, не помня себя, кинулся к ограде, снова перелез через нее и спрыгнул на улицу. Несколько секунд он стоял в замешательстве. Потом настороженно осмотрелся, но ничего не увидел в непроглядной тьме. Черные грозовые тучи затянули небо; тихая вечерняя прохлада отступила перед порывами ветра, жалобно завывавшего на безлюдных улицах. Кралич свернул в первый попавшийся переулок и прибавил шагу; нащупывая дорогу, он хватался руками за стены, но то и дело попадал ногой в лужу. Все ворота, ставни и окна были закрыты наглухо. Через их щели не проникало ни луча света; нигде не было ни малейших признаков жизни. Как и все провинциальные города, этот городишко еще задолго до полуночи казался мертвым. Кралич долго шел наудачу, надеясь где-нибудь выйти на окраину. Но вдруг он вздрогнул и, остановившись под широким навесом над воротами, замер. Он увидел впереди чью-то темную фигуру. Не трогаясь с места. Кралич слегка прислонился к воротам. Рычание, а затем сердитый лай заставили его отскочить в сторону. Он разбудил дворового пса, спавшего за оградой у самых ворот. Неосторожное движение и собачий лай выдали Кралича. Ночная стража засуетилась, забряцало оружие, и кто-то крикнул по-турецки: «Стой!» В минуты неотвратимой опасности рассудок коварно покидает людей, и ими движет только слепой инстинкт самосохранения. В такие минуты у человека, как говорится, нет головы; есть только руки — для сопротивления и ноги — для бегства. Стоило Краличу отступить назад, и мрак сразу же образовал бы непроницаемую преграду между ним и стражей. Но Кралич бросился вперед, вихрем пронесся между полицейскими и побежал дальше. Стражники погнались за ним, и улица огласилась топотом и криками. Среди них выделялся визгливый голос полицейского-болгарина, оравшего: «Стой! Стрелять будем!»

Кралич бежал не оборачиваясь. Сзади раздалось несколько выстрелов, но в спасительной темноте пули не задели его. Однако он бежал, видно, не слишком быстро, потому что вскоре кто-то схватил его сзади за рукав. Выпростав руки из рукавов, Кралич рванулся вперед и ускользнул от преследователя, оставив ему свою куртку. Вслед ему раздалось еще два выстрела. Кралич бежал вперед, сам не зная куда; он еле переводил дух, ноги у него заплетались от усталости. С каждым шагом ему все больше хотелось повалиться на землю и уже не вставать. Но вот ослепительная молния внезапно осветила все вокруг, и Кралич увидел, что он уже посреди поля, а погоня осталась где-то далеко позади. В изнеможении он опустился на землю возле орехового дерева, чтобы хоть немного прийти в себя. С гор дул сильный свежий ветер, и шелест листвы сливался с его завыванием и глухими раскатами грома. Вскоре гроза приблизилась, гром угрожающе прогрохотал над головой беглеца и заглох где-то в беспредельном пространстве. Короткий отдых и свежий воздух вернули беглецу силы. По всему было видно, что сейчас начнется дождь, и Кралич быстро пошел дальше, ища, где бы ему укрыться от грозы. Вокруг него жалобно стонали деревья, высокие вязы пригибались к земле под напором ветра, шуршала трава; казалось, вся природа насторожилась и угрожающе ворчит. Редкие крупные капли дождя, как пули, застучали по земле. Снова молния очертила неровный силуэт горного хребта, и могучий раскат грома прокатился по небу, словно стремясь обрушить небосвод. Хлынул дождь, под бешеными порывами ветра косые его струи хлестали землю; молнии, сверкающие в тучах, бороздили тьму, озаряя деревья и горы своим фантастическим бледно-голубым светом. Это волшебное зрелище, что открывалось лишь на миг, сменяясь глубокой тьмой, напоминало какую-то страшную, грозную феерию. Дивное очарование таилось в этой борьбе стихий, в этой перекличке стран света, в этой адской иллюминации бездн. Казалось, будто все это — величественное представление, игра безграничных и таинственных сил, борющихся друг с другом и в то же время сливающихся в какой-то неземной демонической гармонии… В грозу природа поднимается на вершины высочайшей поэзии.