Иван Вазов - Под игом

Предложение Огнянова было одобрено и принято единогласно.

— Пушки будет делать Букче, — сказал дядюшка Мичо.

— Букче? Да я ведь с ним знаком! — воскликнул Огнянов.

— Ты знаешь нашего бондаря? Он славный человек! — сказал доктор.

— Пушки из черешен?.. Но кто же согласится срубить свои черешни? — усомнился Врагов.

— Ну, это пустяки, — сказал Недкович, — это я беру на себя!

— Значит, принято: создание артиллерии поручается Недковичу, — проговорил Огнянов, улыбаясь. — Теперь перейдем к другому вопросу. Ганчо, что там еще?

— Самое главное — вопрос о деньгах. Николчо сообщил нам из К., что мы должны не позже завтрашнего дня полностью оплатить ружья и сейчас же забрать их и привезти сюда: он уже боится долго держать их в своем магазине… Подозревает, что турки пронюхали что-то.

— Это важно, — заметил Огнянов, — нужно поторопиться… Николчо дорого поплатится, если у него найдут оружие; да и не он один…

— Тогда пропадут и те сто лир, которые мы уже послали, вот что плохо, — заметил Соколов.

— Надо скорее забрать ружья и ночью спрятать их здесь… — сказал Огнянов. — Сколько нужно еще денег?

— Без малого двести лир.

— У вас они есть? — осведомился Огнянов.

Комитет начал оживленно обсуждать этот вопрос. Предлагали собрать необходимую сумму путем добровольных пожертвований. Но от этой затеи, явно неосуществимой, пришлось отказаться. Мичо Бейзаде предложил взять деньги из средств школы, с тем чтобы будущее «Болгарское княжество» вернуло их общине; но его не поддержали. Тогда кто-то сказал, что можно взять деньги взаймы у Курки, с тем чтобы вексель подписали все члены комитета. Но и это предложение, как явно неприемлемое, тоже было отвергнуто. Вопрос о деньгах отодвинул на задний план все прочие; никто не находил выхода.

Все эти дела, о которых мы теперь вспоминаем с улыбкой, тогда обдумывали и выполняли люди серьезные. Рассудок их был ослеплен заманчивым блеском и новизной того начинания, на которое они смотрели сквозь призму своего воображения. К такому ослеплению приводит лишь фанатическая вера.

Огнянов хмурился, слушая все эти разговоры.

— Я найду деньги! — вдруг заявил он. Все удивленно посмотрели на него.

— Где же ты их возьмешь? — невольно вырвалось у Врагова.

— Уж это мое дело, — ответил Огнянов.

После такого ответа никто не осмелился больше расспрашивать ни о чем.

Слова попросил Ганчо Попов.

— Господа, уже поздно, поэтому, прежде чем закрыть заседание, надо покончить еще с одним делом. Некоторые новые члены комитета еще не подписались под присягой. Пусть подпишутся.

И он подал перо и чернила.

Новыми членами комитета были Врагов, господин Фратю и Кандов.

Последние два подписались без колебаний, а первый — не без внутренней борьбы.

— Братья, — обернулся он в смущении к остальным, — а если эту бумагу найдут? Тогда я пропал ни за что ни про что…

— Как ни за что ни про что? Разве ты не считаешь себя заговорщиком и революционером? — спросил Франтов.

— Да, это так, братья, но у меня семья…

— И у нас есть семьи. Пиши свое имя черным по белому! — сердито проговорил поп Димчо.

— Врагов, стыдись! — строго прикрикнул Огнянов. Врагов подписался, но вид у него был горестный. И вмести «Христо Врагов», как он подписывал свою коммерческую корреспонденцию, он поставил под присягой «Ристо Врага», как его обычно называли в городе. Этой хитростью он хотел обезопасить себя на всякий случай.

На дворе было уже совсем темно.

— Господин председатель, — заговорил вдруг Кандов, который до сих нор молчал, — прошу слова!

— И я хотел попросить слова, — сказал господин Фратю, — чтобы предложить закрыть заседание.

Другие поддержали Фратю.

— Я все-таки прошу слова, — настойчиво повторил студент. — Я хочу внести предложение, касающееся Стефчова!

— Хорошо, что напомнил, — прервал его Франтов, — сегодня Стефчов был у бея в конаке вдвоем с Замановым… А этот его Рачко Прыдле вертелся неподалеку отсюда и наблюдал за нами, когда мы входили в сад через калитку.

— Рачко? — невольно воскликнул Огнянов. — Я познакомился с этим дуралеем на Карнарском постоялом дворе…

— Неужели правда, что ты его связал?

— Он что-то болтал об этом, но ему никто не поверил, — сказал кто-то. — Мы были убеждены, что ты погиб. А он парень с придурью.

— Нет, он вам сказал правду, — проговорил Огнянов, который сегодня, рассказывая членам комитета о своих приключениях, позабыл упомянуть о незначительном случае на Карнарском постоялом дворе. — Впрочем, не стоит говорить об этом… Значит, Стефчов по-прежнему шпионит за вами? Ах, мерзавец!

И лицо у Огнянова залилось румянцем негодования.

— Прошу слова! — крикнул Кандов.

— Говорите, Кандов, — сказал Огнянов.

— Я точно знаю, что это Стефчов предал Огнянова, он виноват во всех несчастьях! — заявил студент.

Он впился в Огнянова горящими глазами.

— Нет, во всем виноват не Стефчов, а Мунчо, — посыпались возражения.

— Глубоко ошибаетесь, господа! — И, выпрямившись, студент взволнованным голосом рассказал о том, что узнал случайно. Свои слова он подкреплял неопровержимыми доказательствами.

Всех охватил неудержимый гнев. Послышались сердитые крики и ругательства. Стефчов был разоблачен.

Огнянов склонил голову, на лбу его появились глубокие морщины.

— Прав был Бенковский, когда говорил, что мы бабы.

— Вот и сегодня вечером Стефчов устроил за нами слежку!

— Кто знает, что нас ждет!

— Мы теперь стали действовать так открыто и так распустились, что меня даже страх берет, — сказал Франгов.

— Что ты на это скажешь, Огнянов? — обратился к нему Соколов.

Огнянов, погруженный в свои размышления, вздрогнул и сказал:

— Мне кажется, мы сделали глупость, не лишив Стеф чова возможности совершать предательства.

— А как же мы могли его лишить? — осведомился поп Димчо.

— Надо было его уничтожить.

— Революционный устав [89] Революционный устав — положение о работе тайных революционных комитетов и обязанностях их членов, составленное Василом Левским и утвержденное в 1872 г. Центральным революционным комитетом в Бухаресте. предусматривает такую кару, — заметил Попов.

Наступило молчание.

— Господа! Я предлагаю свои услуги: я хочу убить Стефчова, и как можно скорей! — крикнул студент.

Все удивленно посмотрели на Кандова.

— Кандов! Не спеши! — остановил его доктор. — Стефчова должен убить я, и я никому не уступлю своего права!

Его глаза загорелись злобой.

— Как? — в отчаянии вскричал Кандов. — Я первый предложил это, первый раскрыл его преступление…

— Стефчов мой, и я никому его не отдам, — упрямо твердил доктор.