Геннадий Семенихин - Новочеркасск: Роман — дилогия

— Погодь! — повторил Мирон. — Я из него сейчас мокрое место сделаю, ноги из задницы повыдергиваю!

Одноглазый грозно шагнул к Якушеву, и Венька почувствовал неодолимую тяжесть в коленях, словно какая-то сила приковала его к земле. Другие ребята попятились. Один Жорка Смешливый поднял увесистый кирпич и, сверкая глазами, крикнул:

— А ты его отпусти, дядька. Отпусти, слышишь, не то…

— Что «не то»?.. — осклабился Мирон.

— По кумполу тебя тресну! — решительно сказал Жорка и выругался так длинно и замысловато, как только на Аксайской умели ругаться.

Одноглазый, готовившийся схватить Веньку за руку, вдруг повернулся к нему спиной и шагнул к Смешливому.

— Венька, беги! — крикнул Жорка товарищу, но увидел, что тот не двинулся с места, лишь наклонился и взял в руку второй кирпич.

— А я его не боюсь! — закричал вдруг Венька. — Убивать будет — не испугаюсь. Живодер, палач, белогвардеец… Только тронь Жорку, я тебя по затылку сзади!..

— Пацаны, а мы? — крикнул самый старший из всех Колька Карпов, и все как по команде потянулись за камнями.

Пожалуй, во всем Новочеркасске не дрались так мастерски камнями, как на окраине, и не одна лихая голова облачалась после таких драк в белые бинты, которые то и дело темнели от крови. Трудно было сказать, чем бы закончилось столкновение десятка мальчишек, воинственно державших в руках кирпичи, с ловцами собак, если бы не раздался в эту минуту веселый бас:

— А ну-ка, станишники, докладайте, что здесь происходит и по какому случаю вы такие всклокоченные?

Это от бугра вверх по Барочной улице, лениво поплевывая желтыми тыквенными семечками, поднимался веселый богатырь Ваня Дронов. Был он по какой-то причине принаряжен: белая рубашка с воротничком апаш, открывающим сильную, коричневую от раннего загара грудь, белые, наглаженные в стрелку парусиновые брюки, белые туфли, начищенные разведенным зубным порошком. Дрон добродушно улыбался, демонстрируя свои идеально белые зубы. Обращаясь к одному Петьке Орлову, сказал:

— Так что здесь случилось?

— Он нас побить хотел, — хмуро ответил Петька Орлов.

Дронов небрежным взглядом удостоил охотника за собаками и произнес:

— Осмелюсь спросить, по какой такой причине ты, дядя, хотел побить моих станишников? Чем тебе помешали эти пацаны, если не секрет?

У Мирона яростно засветился зрячий глаз:

— А тебе какое дело? Почему я отчитываться перед тобою должон?

— Раз на нашу Аксайскую заехал, значит, должен и отчитываться, — спокойно пояснил Дрон.

— Вон тот сопляк, — кивнул ловец на Веньку, — требует, чтобы я белую лайку выпустил. Говорит, его. А я на улице ее словил как бездомную.

Улыбка на лице у Дрона стала прямо-таки нежной.

— Слушай, — сказал он крайне миролюбиво и ласково прикоснулся к руке Мирона. — За чем же остановка? Надо ли ссориться по пустякам? Ты возьми да и выпусти эту лайку, раз она пацану принадлежит.

— Дык я, — вдруг поперхнулся одноглазый, — дык я зараз ключ от замка туточки потерял, пока с пацанами ругался. — Он пробормотал еще несколько слов и, чувствуя всю несостоятельность своего вранья, умолк.

— Гм… — вздохнул Дрон. — Верю тебе. И такое бывает… бывает, что и медведь летает. Дай-ка я погляжу замок, может быть, мы и без ключа управимся.

Не дожидаясь согласия, Дрон обошел клетку сбоку, остановился у закрытой двери, недоуменно пожимая плечами, и вдруг накрыл замок огромной своей лапищей. Хлипкий замок жалобно пискнул и, весь погнутый, упал в уличный песок.

— Гм… — протянул Дрон, — а я и не думал, что это так просто. Трухлявый он у тебя вроде был.

Одноглазый Мирон, белый от гнева, не проронил ни одного звука.

Ваня же Дронов рывком распахнул дверь и весело закричал:

— А ну, отродье собачье, зараз разбегайтесь во все стороны, пока я добрый. Зараз этому дяде валерьянка потребна, а у меня один скипидар в наличии.

Полканы и барбосы с радостным визгом повыпрыгивали из клетки и разбежались во все стороны. Одна только Мурза вышла в какой-то растерянности и, задрав острую мордочку, долго осматривалась. Увидев Веньку, повизгивая, бросилась к нему, лизнула руку. Желтые глаза ее подернулись слезой, как показалось Веньке. Да и на самом деле, видно, растрогалась спасенная, радуясь своей удачно сложившейся собачьей судьбине.

— Вишь, как она тебя благодарит, — пробасил Дрон. — Все зверина бедная поняла. — И, неожиданно посуровев, добавил: — А теперь бери свою псину, парень, и марш домой. Да чтоб на улицу одну больше не выпускал.

Увидев входившего в калитку в сопровождении белой лайки с желтыми подпалинами Веньку, Надежда Яковлевна всплеснула руками:

— Боже мой! Да откуда ты этого зверя привел? Ее же хозяин, наверное, ищет.

Венька отрицательно покачал головой:

— Что ты, мама, у Мурзы хозяина нет. Она коммунальная собака. Кто хочет, тот и кормит, куда пустят, там и ночует. А сегодня ее как бездомную уничтожить хотели. Если бы дядя Дрон не заступился, жизни лишили бы. А за что? Какие злые бывают люди, вроде этого одноглазого Мирона. — И Венька подробно рассказал о том, что произошло на Аксайской улице, как хотели увезти Мурзу и как дружно защитили ее ребята, а добродушный Дрон поставил победную точку своим вмешательством в их сражение. Мать выслушала его не перебивая и ласково потрепала по щеке.

— Ты еще несмышленыш, Веня, — сказала она задумчиво, — а мир такой сложный, что не всегда и взрослые в состоянии его понять. Вот ты защищал собаку и считал, что был полностью прав. А эти люди, которые поймали Мурзу на улице, тоже считали, что они правы, потому что выполняли свой долг. Ведь бездомные бродячие псы иногда опасны, потому что становятся разносчиками болезней и заразы. Ты меня понял, сынок? Ведь и это правда.

— Понял, мама, — не сразу согласился Венька. — Значит, и у нас с дядей Дроном была правда, и у одноглазого Мирона тоже?

— В какой-то мере так, — смущенно согласилась Надежда Яковлевна.

— Мама, а разве две правды быть могут?

— Да видишь ли, — неожиданно запнулась Надежда Яковлевна, — на одно и то же событие можно ведь по-разному смотреть.

Венька вздохнул и, нахмурившись, покачал головой.

— Нет, мама, — сказал он решительно, — правда может быть только одна. Как в любой сказке. Или правда, или неправда. И во всем мире все, как один, правду должны считать правдой, а неправду неправдой.

Мать рассмеялась, карие глаза ее вспыхнули. Мальчику всегда казалось, что в такие минуты в эти глаза залетают веселые птички и делают их добрыми-добрыми.

— Не знаю, сынок, — озабоченно сказала она, — только мне кажется, что если бы так было, в мире стало бы скучно. Ты этого еще не поймешь, но там, где не спорят и не стремятся к лучшему, жизнь начинает закисать. Иди-ка ты лучше играть с собакой, мой маленький философ.