Геннадий Семенихин - Новочеркасск: Роман — дилогия

Денисов взял под козырек и подобострастно доложил:

— Ваше превосходительство, все суда и гребцы к отплытию готовы.

— Песельники и плясуны мои в сборе?

— В сборе, ваше превосходительство.

— А тенора Ивана Тропина да плясуна старого, отменного бражника есаула Степана Губаря, прихватили?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Прекрасный казак Степан Губарь, — раздумчиво вымолвил атаман. — Эх и веселил же он нас в горьком оренбургском походе. Одно слово, погибнуть не дал. — Платов оглядел собравшихся и весело гаркнул: — Ну что же, донцы-молодцы, а не пора ли нам двинуть к заутрене?

И, держа в правой руке пернач, Платов медленно и величаво, во главе толпы духовенства и самых почитаемых в Черкасском городке казаков, двинулся по направлению к войсковому собору, яркий в своем праздничном убранстве. За ним в первом и втором ряду чинно шествовали станичные атаманы, приплывшие из Раздор, Кочетовской, Арпачина, Бесергеневки, Аксайской и других поселений, окружавших древнюю столицу Войска Донского. Улица была вязкая от прошедшего на рассвете дождя, но солнце ее быстро высушивало. Во втором и третьем ряду шли празднично одетые пожилые казаки, в свое время рубившиеся под водительством Платова. А дальше — богатеи, которые если не ратными подвигами, то торговыми делами своими немало потрудились на пользу донскому краю, не забывая, разумеется, и себя при этом. Черкасские бабы и бедные казаки, стоя у плетней, любопытными взорами встречали процессию и, как только она проходила, пристраивались к последним рядам.

День разгорался жаркий, и легкая пыльца уже поднималась за идущими по площади станичного майдана. Подходя к зданию сияющего медными куполами войскового собора, Матвей Иванович думал о том, сколько донских атаманов оставили свои следы на этой площади; потрясая булавой, произносили здесь свои речи: то сдержанные и верноподданнические, то гневные и богохульствующие, как это делал, например, мятежный атаман Кондратий Булавин в мае 1708 года, целый век назад, когда повел за собой голытьбу, искавшую лучшей доли. А теперь по этой площади идет он, Матвей Иванович Платов, — нынешний атаман земли Войска Донского. Скоро он сядет в одну из головных лодок, отплывет от мостков, и с завтрашнего дня уже нет больше столичного городка Черкасска, потому что на всех картах и планах появится скромная надпись: станица Старочеркасская.

На паперти с протянутыми руками в сидячих позах застыли несколько оборванцев, но полицейский офицер Денисов приказал их удалить, дабы не сотрясали они воздух своими гнусавыми голосами и не положили тем самым тень на всеобщее торжество.

В соборе приятно пахло ладаном. Сквозь высокие своды, под медью покрытыми куполами, проникали острые солнечные лучи. Рассеянно прислушиваясь к голосу протоиерея, Платов заученно крестился и под гудение хора, творящего молитву, уносился мыслями уже далеко от происходящего. Литургия длилась более часа, и наводнившие собор донские казаки послушно отбивали поклоны и господу богу, и царю-батюшке, за которого, словно в бой, с не меньшей решимостью, шли переселяться в новую столицу, о чем еще год назад на серебряной доске было начертано:

«Город Войска Донского, именуемый „Новый Черкасс“, основан в царствование государя императора и самодержца всероссийского Александра Первого, лета от рождества христова 1805 года мая 18 дня, который до сего существовал 235 лет при береге Дона на острове, от сего места прямо на юг, расстоянием в 20 верстах, под названием Черкасска».

«Сколько стоила та доска, зарытая в землю в день заложения! — вздохнул Платов, вспомнив, что на нее ушло серебро от хранившихся в войсковом казначействе медалей. — А зачем все это? Дань ритуалу, не больше. Насколько же подвластно человечество основам раз и навсегда кем-то установленных и всеми принятых приличий! А надо ли? — И тонкие губы атамана сложились в неопределенную усмешку. По он тотчас же и в мыслях себя одернул, как и полагалось верному царскому слуге: — Надо! Надо, если это по душе моему императору и покровителю!»

Потом торжественная процессия покинула церковь и двинулась к причалам. Впереди несли хоругви и знаки воинской доблести отважных донцов: Знамена, герб Черкасска, сабли и ружья, уже поржавевшие от времени, некогда принадлежавшие казакам, павшим при штурме вражеских цитаделей и при защите знаменитой крепости Азов. У широкого, специально сооруженного для этого дня причала, уходящего от берега, покачивались на цепях приготовленные для переезда первой партии казаков вместительные многовесельные баркасы, выкрашенные в яркие и самые пестрые тона. Платов повелел называть их для большей солидности не лодками, а судами. Посадка происходила неспешно. Почетные казаки, подбирая полы зипунов, осторожно перешагивали с мостков на пахнущее смолкой дно баркаса, устланное яркими персидскими коврами, и важно садились, поправляя сабли в ножнах с броской инкрустацией, а то и отделанные дорогими каменьями и бриллиантами. Отдельно, уже у других мостков, покачивались лодки с провиантом и пузатыми винными бочками, по самый верх наполненными одним из самых чудесных даров земли.

Матвей Иванович, рассчитав празднества в Новочеркасске на трое суток, прибавив при этом вещие слова: «А потом за дело!» — повелел всем приглашенным в первый день выставить закуску и угощение за счет атаманской казны, а на два других взять провиант с собой. Едва только началась посадка на суда, над Черкасским городком, изрезанным улочками-каналами, и зеркалом речного залива величавым гудом поплыл колокольный звон всех церквей, и толпа, окружавшая первых переселенцев, истово закрестилась, желая им доброго пути. Атаман, зорко наблюдавший за ходом посадки, вдруг потемнел лицом и стал упорно разыскивать кого-то среди своего окружения. Отыскав полицейского офицера Денисова, подозвал его жестом.

— Слушаю, ваше превосходительство, — вытянулся тот, глядя на него красивыми, чуть навыкате глазами.

— Совсем, брат, забыл, — пробормотал Матвей Иванович. — Что плясуны и песельники на местах — отменно. А вот как со скачками? Всех ли моих лихих наездников ты разыскал?

У Денисова ресницы растерянно вздрогнули.

— Разрешите доложить, господин атаман. Станицы представили всех своих наездников, а вот от Черкасска Илюхи Евсеева не будет.

— То есть как это не будет? — сурово вымолвил Платов.

— Его лихорадка ночью сморила, в ознобе весь.

— Плохо, — вздохнул Матвей Иванович, но вдруг, остановленный какой-то неожиданной мыслью, отпустил Денисова: — Ладно, братец, иди, что-нибудь придумаем.

Атаман вспомнил, что перед отправкой казаков на строительство Новочеркасска Илья Евсеев усиленно обучал вольтижировке Андрея Якушева.