Антонин Ладинский - В дни Каракаллы
- Название:В дни Каракаллы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Антонин Ладинский - В дни Каракаллы краткое содержание
Автор романа `В дни Каракаллы`, писатель и историк Антонин Ладинский (1896-1961), переносит читателя в Римскую империю III века, показывает быт, нравы, политику империи. Герои романа — замечательные личности своего времени: поэты, философы, правители, военачальники.
В дни Каракаллы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Клавдий Тиберий, возлежавший рядом с легатом и уже смотревший на всех осоловелыми глазами, спросил:
— Позволено мне будет сказать?
— Говори!
— Необходимо также, — заявил трибун, — чтобы у центурионов были увесистые кулаки.
Некоторые из возлежавших рассмеялись.
Затем обратился к Цессию Лонгу за разрешением говорить Корнелин.
— Кто будет оспаривать справедливость твоих слов? Наши воины покрыли себя славой в бесчисленных сражениях, легион являет собой пример римского гения, и его необходимо беречь как зеницу ока. Ведь где мы найдем подобную стойкость, соответствие всех частей, составляющих целое? Легат возглавляет воинов, префект заботится о построении лагеря, о пище для людей и соломе для вьючных животных, трибуны отвечают за свои когорты, и центурионы поддерживают порядок в рядах, когда воины, сложив щиты и копья под орлами, берутся за лопаты, чтобы возвести укрепления. Каждый знает свое место и обязанности. Но не следует забывать, что ныне все большую роль играет на полях сражений конница, а следовательно, все больше становится варваров в наших рядах, так как римляне охотнее имеют дело с волами, чем с конями. Конница же нам нужна потому, что легионы утеряли прежнюю легкость маневрирования, и потому, что все чаще и чаще мы имеем дело с конными варварскими ордами. Вот почему я считаю, что необходимо еще более увеличить число всадников в легионах и усовершенствовать онагры, мечущие огненные стрелы. Никакой самый талантливый военачальник не в состоянии одержать победу, если в его распоряжении нет соответствующих воинских средств.
Цессий Лонг слушал трибуна, нахмурив брови. Ему не понравился критический тон этой речи.
— Мужи… — перебил легат Корнелина, который в недоумении умолк.
Обводя взглядом собрание, Цессий Лонг возгласил:
— Не лучше ли нам поговорить о достоинствах сего поистине великолепного вепря? Клянусь Геркулесом, он огромен, как бык!
Теперь разговоры приняли несколько иное направление. На том краю стола, где возлежали Руфин Флор и Бульбий, большие любители покушать, и рядом с ними Вергилиан и я, зашла речь о легкомысленных вещах. Молодые люди из сопровождения легатов вспоминали свои веселые приключения. Смуглый пальмирец Вадобан, повеса и забияка, отправленный августом из Рима за связь с женой какого-то почтенного сенатора в далекую провинцию, рассказывал, сверкая зубами, о прелестях своей любовницы:
— Понимаете? Ее грудь похожа на опрокинутую чашу! Подобная знойной пустыне, жаждущей орошения! Благоуханная распускающаяся роза! Не лиши нас, богиня, счастья обладать такой!
— Ах! — не выдержал квестор.
— Когда я целовал мою Хариту, — продолжал Вадобан, взволнованный воспоминаниями, — я лобзал ее уста, как верблюд пьет воду в пустыне.
— Где же она теперь, эта прелестная красавица? — полюбопытствовал Руфин Флор.
— Ее отняли у меня.
— С кем же ты утешился?
— И другую похитил у меня в расцвете лет Плутон.
Легкомысленная беседа овладела всем столом. Даже Цессий Лонг с приличным его возрасту и положению спокойствием принял участие в общем разговоре о женщинах, так как подобные речи были безопаснее рассуждений о преобразовании римского военного строя, о чем должен думать сам август.
У меня краска заливала лицо от этих разговоров. Но Вергилиан сказал мне:
— Относись снисходительно к человеческим слабостям. Они часто уживаются рядом с величием духа.
Квестор Руфин Флор, глубоко образованный человек и автор известной книги «О человеческом сомнении», почитатель Митры, улыбался и, не то в смущении, не то скорбя о своей тучности и старости, издавал губами какие-то нечленораздельные звуки.
Среди шума голосов я мог разобрать только обрывки разговоров. Рабы сбились с ног, наполняя испанским вином — увы, уже не столетним, как первоначально, а похуже, — плоские серебряные чаши.
Двое воинов, — они были трибуны, судя по красной полосе на их туниках, и, по-видимому, варвары, давно состоявшие на службе у римлян, — не поделив чего-то, вступили с пьяных глаз в перебранку. У одного через всю щеку розовел шрам от меча, другой лишился в какой-то схватке левого уха. Ссора разгоралась. Слышались уже ругательства.
— Непотребная девка!
Сосед отвечал ему не менее крепкими словами.
— Да приключится с тобой несчастье в первом же бою!
— Убью, как щенка! И пусть матери твоей…
В конце концов на споривших обратил внимание Цессий Лонг:
— Тише! Вы не на конюшне!
Трибуны угомонились и вновь взялись за чаши, косясь со злобой друг на друга. Оба носили звучные римские имена: одного звали Салюстий, другого — Аврелий.
— Надо еще более усовершенствовать баллисты Арриана… — доносилось до меня с дальнего конца стола.
— Придумать новые, более мощные зажигательные снаряды…
— Отравлять города серным дымом…
— Подумайте только, каких средств стоит императору содержать легионы и бесчисленное количество вспомогательных когорт! Трудно представить себе, что будет с нами, если число врагов увеличится на наших границах. Откуда мы возьмем средства, чтобы сдерживать натиск варваров?
Последнюю тираду произнес Корнелин. У некоторых из возлежавших за столом от таких разговоров не лез кусок в горло. Они привыкли беседовать с добродетельными супругами о солении впрок овощей или о благочестивом намерении соседа совершить паломничество в прославленный исцелениями храм Эскулапа.
Но были и другие предметы для разговора. Я услышал справа от себя:
— Прекрасное постигается зрением или слухом. Мы находим также его в некоторых словосочетаниях. Наконец, поднимаясь в абстрактные сферы, — в поступках добродетельных людей.
Я прислушался. Вергилиан тоже приподнялся на локте. Среди разговоров о баллистах и лупанарах эти слова поразили нас, как соловьиное пение. Такие мысли высказывал тот самый, бритый на восточный манер, человек со стекловидными глазами, возлежавший подле Лициния.
— Кто этот философ? — спросил Вергилиан Виктора, который склонился к нему, чтобы спросить, удовлетворен ли гость сегодняшним вечером.
— Дионисий не философ. Он — приближенный Юлии Месы. Неужели ты не знаешь его? Прибыл сюда с поручением закупать в любом количестве янтарь.
Сам Грациан Виктор, по его словам, ужином остался доволен. Всего было в изобилии, разговоры за столом велись такие, какие не всегда услышишь и в Риме, и Лициний очень хвалил испанское вино.
С самодовольной улыбкой на устах хозяин отправился по своим делам.
Уставив глаза в далекое пространство, Дионисий очаровывал Лициния приятной беседой:
— Что же является причиной того, что глаз находит человеческое тело прекрасным? Симметрия? Допустим. Однако какая же симметрия в красоте золота или, например, в речи оратора? Предположим, что и в ней может быть гармоничное построение отдельных частей. Но какая же симметрия в возвышенном поступке? Наконец, в неправильно распределенных лепестках розы? А ты вспомни о том, как содрогается душа и отвращается при виде безобразного, и тебе станет понятно, что красота какого-нибудь предмета есть лишь отражение красоты идеальной. Ты, конечно, читал Платона, и это для тебя не является чем-то новым. Вероятно, в женских глазах отражается божество. И цветок, и… — поискал он глазами на стене, — и олень, и даже эти псы, что бегут за оленем, — все это эманация божества. Но, постепенно ослабевая, она исчезает в мертвой материи, превращается в темноту и небытие…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: