Санъютэй Энтё - Пионовый фонарь

— И то вижу, — отозвалась кормилица, — радость-то какая. Вы как уехали, так дня у нас не было, чтобы о вас не говорили… И не похудели нисколько, все такой, как были, только будто загорели маленько…

— Ну-ка, бабка, неси его сюда, — распорядился Аикава.

— Нельзя, — возразила кормилица, — спит он сейчас. Вот проснется, глазки протрет, тогда и покажем… Лучше его показать, когда он смеется…

— Это правильно, — согласился Аикава. — В первый раз показывать плачущим не годится, а он непременно расплачется, если разбудить. А как выспится, сразу же принеси…

Вбежала, плача от радости, О-Току. Она сидела у себя в комнате возле спящего младенца, когда ей доложили, что вернулся муж.

— Здравствуйте, господин мой, — проговорила она, — не могу даже сказать, как хорошо, что вы столь скоро вернулись… Мы каждый день вспоминали вас… И еще радостно мне, что вы даже не осунулись ничуть…

— И я рад, что ты здорова, — сказал Коскэ. — И спасибо тебе, что заботилась о батюшке, пока меня не было. Прости, что не прислал тебе письма с дороги. Все равно я думал о тебе каждый день… Радостно мне видеть всех вас живыми и здоровыми…

— А я вчера ночью как раз видела вас во сне, — сказала О-Току, — будто вы уезжаете куда-то. Говорят, если видишь во сне, как человек отправляется в путь, то непременно с этим человеком скоро свидишься… Я так обрадовалась, что увижусь с вами, только не думала, что вы уже сегодня вернетесь…

— И я такой же точно сон видел, — заявил Аикава. — Ну, ладно, бабка, неси его, проснулся уже, наверное…

Кормилица вышла и вернулась с младенцем на руках.

— Взгляни, Коскэ, — с гордостью сказал Аикава. — Славный мальчик, правда?

— Чей же это такой? — спросил Коскэ.

— Как чей? Твой!

— Шутить изволите, — недоверчиво сказал Коскэ. — Я выехал в августе прошлого года, откуда же у меня может быть ребенок?

— Дети и от одного раза рождаются, — засмеялся Аикава. — Ты же перед отъездом провел ночь с моей дочерью, вот сынок у тебя и родился. И то, что у вас дите народилось с первого же раза, означает, что связь между вами крепкая… Дочь, как ты уехал, затосковала было, но я ей строго-настрого сказал, что этим она себе повредит, если будет печалиться во время беременности, а там она и родила… Дал я твоему сыну имя. Взял один иероглиф твоего имени и назвал мальчика Котаро… А на тебя до чего похож, взгляни-ка!

— Поистине, как странно все получается, — сказал Коскэ. — Помните, в своем завещании господин приказал, что если от меня, вашего приемного сына, родится ребенок, все равно мальчик или девочка, этот ребенок должен унаследовать дом Иидзимы и восстановить его род… Уж не возродился ли мой господин в этом младенце?

— Может быть, и так, — сказал Аикава. — А знаешь, что мне дочь сказала, когда он родился? Батюшка, говорит, я хоть и думаю все время о супруге своем, но с младенцем, который так на него похож, мне стало легче, говорит, будто я снова с супругом… В другой раз, когда я что-то очень уж сильно прижал мальчишку, она вдруг как закричит… Не надо так, кричит, вы ему руку сломаете! Потеха да и только с нею… Дзэндзо!

— Тут я, — отозвался слуга.

— Дзэндзо!

— Тут я, чего изволите?

— А, вот ты где… Послушай, ведь это ты, кажется, провожал молодого господина до Итобаси…

— Правда ваша, я и ходил… И приятно снова видеть молодого господина живым и здоровым… Уж так мне было тогда жалко расставаться с вами, домой весь в слезах вернулся…

— Спасибо тебе, — сказал Коскэ, — я тогда доставил тебе немало беспокойства…

— Все это хорошо, — спохватился вдруг Аикава, — а вот узнал ли ты, где искать врагов?

— Еще нет, — ответил Коскэ. — Мне так и не довелось с ними встретиться, и сразу после панихиды я снова выеду на поиски.

— Вот оно что… Завтра, значит, идешь на панихиду?

— Непременно, батюшка, и я хотел бы, чтобы вы пошли вместе со мной… Кстати, мне много приходилось слышать о мудрости настоятеля Рёсэки, говорили, что просветлен он безгранично и предвидит все на сто лет вперед, а нынче я сам в этом убедился. Вот его собственные слова, когда мы прощались: «В доме твоем большая радость, поспеши, тебя можно поздравить». Ведь это значит, что ему известно было о рождении ребенка…

— Ну и ну, — удивился Аикава, — неужели ему и такие вещи известны? Мудрость, говорят, происходит от опыта жизни и ума. Я, правда, слыхал, будто настоятель Рёсэки был учеником какого-то мудреца в Янаке и постиг у него все тайны йоги, но не думал, что он настолько могуч… Эй, Дзэндзо, беги со всех ног в «Ханая» и возьми там по случаю такого праздника три блюда рыбы и еще немного сладостей, ведь в пути хороших сладостей не найдешь, да и суси [41] Суси — кушанье из вареного риса и рыбы. в дороге доброго не бывает, так что возьми и суси, и еще пять го водки, а поскольку господин Коскэ водки не пьет, возьми для него два го самого лучшего мирина… И гречневой лапши! В дороге попадается гречневая лапша, но соус подают скверный, так что возьми выпаренной гречневой лапши в корзиночках и закажи еще сируко… [42] Сируко — сладкая кашица из фасоли, с поджаренным ломтиком рисовой лепешки.

Скоро все яства были принесены, радостная встреча была отпразднована, и Коскэ с О-Току отправились почивать. Всю ночь они провели в беседах, поэтому не успели оглянуться, как наступило утро. На следующий день, определив заранее время, Коскэ с Аикавой вышли из дому, прошли Суйдобату, через Кириситан вышли на Консикаву, затем по склону холма Хакусан спустились на Дэнгодзаку и оказались в Янаке перед храмом Симбандзуй-ин. Их уже ждали.

— Что же плакальщики так опаздывают? — встретил их настоятель Рёсэки. — Монахи давно собрались в главной молельне, прошу вас, поспешим…

Коскэ и Аикава торопливо проследовали в главную молельню. Сорок или пятьдесят монахов отслужили торжественную панихиду, затем последовала молитва о спасении покойного от ярости голодных сил мрака. Тем временем солнце склонилось к вершинам западных гор, монахам подали угощение и отпустили их. Настоятель Рёсэки пригласил Коскэ и Аикаву в свои покои, и они втроем уселись за отдельный столик выпить по чарке. Аикава сказал, кланяясь:

— Впервые в жизни имею честь лицезреть вас, господин настоятель. Позвольте представиться: недостойный Аикава Сингобэй. Панихида была просто замечательная, и моление тоже, мне кажется, покойный в могиле остался доволен…

— Я тоже впервые встречаю тебя, — сказал Рёсэки. — Ты ведь тестем приходишься господину Коскэ? Тебе повезло: Коскэ хорош собой, справедлив и честен, да и умен предостаточно… А вот ты, мне кажется, человек изрядно легкомысленный.

— И все-то вам, святой отец, известно, — смущенно пробормотал Аикава. — Даже неловко…