Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Люди пана наместника боязливо крестились и предостерегали его, чтоб он не особенно близко подходил к берегу. Были предания, что кто долго смотрит на Ненасытца, тот увидит что-то ужасное и сойдет с ума; говорили также, что иногда из водоворота высовываются длинные черные руки и хватают неосторожного, чересчур близко подошедшего к берегу, причем все окрестности оглашаются жутким смехом. Ночью даже запорожцы не осмеливались перетаскивать лодки.

В союз братства на Низу не принимали того, кто один, без посторонней помощи, не проплыл в лодке через все пороги, но для Ненасытца делали исключение: его скалы никогда не покрывались водой. Об одном только Богуне слепцы распевали, что он будто бы проплыл и через Ненасытец, но этому мало верили.

Возня с лодками продолжалась почти целый день; солнце спустилось к горизонту, когда наместник вновь ступил в свою лодку. Следующие пороги прошли без труда и, наконец, достигли тихих низовых вод.

Вот и урочище, на котором князь приказал воздвигнуть холм из каменьев. Отсюда до Оечи рукой подать, но наместник не хотел ночью въезжать в чертомеликский лабиринт и решил заночевать на Хортице.

Ему хотелось увидеть хоть одного запорожца и через него дать знать о себе, чтобы ведомо было, что приехал посол, а не кто-то другой. Однако Хортица казалась совершенно безлюдной, что немало удивило наместника; от Гродзицкого он слышал, что на ней всегда стоял казацкий отряд. Пан Скшетуский пошел было с несколькими людьми на разведку, но всего острова обойти не мог, а тут еще спускалась ночь, к тому же не особенно ясная и теплая. Он возвратился к лодкам, вытащенным на берег.

Большая часть ночи прошла спокойно. Солдаты и лодочники уснули близ костров; не спала только стража да наместник, которого от самого Кудака мучила страшная бессонница. Вообще он чувствовал себя очень плохо. Иногда ему казалось, что он слышит то чьи-то шаги, то какие-то голоса, но приписывал все это обману слуха.

Вдруг перед самым рассветом перед ним выросла чья-то темная фигура.

Это был один из стражников.

— Пан наместник, идут! — торопливо произнес он.

— Кто такие?

— Верно, низовцы, человек сорок.

— Хорошо. Это немного. Разбудить людей! Подбросить сучьев в огонь!

Солдаты сразу вскочили на ноги. Костер вспыхнул ярким огнем и осветил "чайки" и горсть солдат наместника. Другие стражники тоже спускались к сборному пункту.

А в это время шаги приближающейся толпы слышались все яснее и яснее. Вот они остановились в некотором отдалении, и какой-то голос спросил с оттенком угрозы.

— Кто тут на берегу?

— А вы кто? — возразил вахмистр.

— Отвечай, вражий сын, а не то я спрошу тебя из самопала!

— Посол от князя Еремии Вишневецкого к кошевому атаману, — громко и отчетливо провозгласил вахмистр.

Толпа умолкла; видно, совещались.

— Да поди сюда! — крикнул вахмистр. — Не бойся. Послов не трогают, но и послы не тронут.

Из мрака появилось несколько фигур. По смуглому цвету лица, низкому росту и косым глазам наместник сразу понял, что это были татары, казаки составляли незначительное меньшинство.

В голове пана Скшетуского молнией промелькнуло, что, если татары на Хортице, то, значит, Хмельницкий уже возвратился из Крыма.

Во главе толпы находился запорожец огромного роста с диким и свирепым лицом. Он приблизился к костру.

— А где здесь посол?

От запорожца сильно несло горилкой. Он был, очевидно, пьян.

— Кто здесь посол? — повторил он.

— Я, — гордо сказал пан Скшетуский.

— Ты?

— Будь повежливее, дурак, — одернул его вахмистр. — Говори: ясновельможный пан посол!

— Провалитесь вы сквозь землю, ясновельможные!" На что вам нужно атамана?

— Не твое дело! Знай только, что ты ответишь головой, если не проведешь нас скорее к атаману.

В это время от толпы отделился другой запорожец.

— Мы тут по воле атамана, — сказал он, — смотрим, чтобы никто из ляхов сюда не приближался, а кто приблизится, того связать и привести. Мы это и сделаем.

— Кто едет добровольно, того нечего вязать.

— Свяжу; приказ такой.

— Знаешь ли, раб, что такое особа посла? Знаешь ли ты, кого он представляет?

— Поведем посла, да за бороду — вот так! — закричал старый великан.

При этих словах он протянул руку к бороде наместника, но в ту же минуту застонал и, точно сраженный громом, рухнул наземь.

Наместник раскроил ему голову.

— Коли, коли! — завыла вся толпа.

Солдаты князя кинулись на помощь своему командиру, крики: "Коли, коли!" слились со стуком железа. Закипела битва. Затоптанный огонь погас, тьма окружила сражающихся. Вскоре обе стороны сошлись так плотно, что ноги, руки и зубы заменили мечи и сабли.

Вдруг из глубины острова послышались новые крики; это шла помощь запорожцам.

Еще минута — и она запоздала бы, солдаты князя лихо дрались.

— На лодки! — громовым голосом крикнул наместник.

Но, увы, лодки глубоко увязли в песке и не поддавались усилиям спихнуть их в воду. А неприятель подходил все ближе и ближе.

— Огонь! — скомандовал пан Скшетуский.

Залп из мушкетов сразу отрезвил нападающих. Они смешались и отступили в беспорядке, оставив несколько трупов.

А в это время гребцы старались изо всех сил, но лодки не слушались и не хотели идти в воду.

Неприятель вновь начал атаку, но издали. Ружейные выстрелы смешались со свистом стрел и стонами раненых.

Татары кричали "Алла!", возбуждая себя к битве, а им отвечал спокойный голос пана Сюнетуского, повторявший все чаще свою команду:

— Огонь!

Первый луч рассвета осветил поле битвы. Со стороны суши виднелась толпа татар и казаков, со стороны реки — две "чайки", время от времени посылающие залп убийственных выстрелов. Посередине валялись тела убитых.

В одном из челноков стоял пан Скшетуский со шпагою в руке и с обнаженной головой: татарская стрела сорвала с него шапку.

— Пан наместник, мы не выдержим; они сильнее нас! — шепнул ему вахмистр.

Но наместника всецело занимало теперь одно: как бы не посрамить свое достоинство, и если умереть, то умереть не бесславно. Солдаты устроили себе из мешков с провизией нечто вроде бруствера и уже оттуда разили неприятеля; только он один стоял, выпрямивши стан, весь открытый для выстрелов.

— Хорошо! Погибнем все до последнего!

— Погибнем, батька! — крикнули солдаты.

— Огонь!

Чайки вновь окутались дымом. Из глубины острова начали подходить новые отряды, вооруженные косами и дротиками. Нападающие разделились на две группы. Одна поддерживала огонь, другая, состоявшая почти из двухсот казаков и татар, ждала удобного момента, чтобы броситься врукопашную. Одновременно с этим из-за мыска появились четыре челнока, которые должны были ударить по обороняющимся с тыла.