Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий)

— А ты откуда, дид?

— Ох, издалека, издалека! Дайте отдохнуть, — я вижу скамью у кузницы. Садись и ты, сирота, — сказал он, указывая скамью Елене. — Мы из Лядавы, люди добрые. Но из дому давно, давно вышли, а теперь идем из Броварков.

— А что вы там слыхали хорошего? — спросил старый мужик с косой в руках.

— Слыхать — слыхали, а хорошо ли, нет ли, не знаю. Людей там много собралось. Про Хмельницкого сказывают, что победил он гетманова сына и его "лыцарев". Слышно, и на русском берегу мужики против панов поднимаются.

Толпа тотчас окружила Заглобу; он сидел около княжны и по временам бренчал на торбане.

— Так ты, батько, слыхал, будто народ поднимается?

— А то как же… Несчастлива наша доля мужицкая.

— Сказывают, что скоро ей будет конец.

— В Киеве, в алтаре, письмо от Христа Спасителя нашли, будет, мол, жестокая и страшная война и много прольется крови на Украине.

Полукруг около Заглобы стал еще теснее…

— Говоришь, письмо было?

— Было. В нем о войне и крови говорится… Но я больше не могу говорить, у меня, старика, в горле пересохло…

— Вот тебе, батько, водка… да говори, что на свете слыхал. Ведь диды всюду бывают и все знают. Бывали уж у нас диды и говорили, что от Хмеля придет на панов черная година. Вот мы и велели наделать нам кос и пик, чтобы не быть последними, а теперь не знаем, — начинать ли или ждать письма от Хмеля.

Заглоба выпил чарку водки, подумал немного и сказал:

— А кто вам сказал, что пора начинать?

— Мы сами хотели!

— Начинать! Начинать! — раздались многочисленные голоса. — Коли запорожцы побили панов, так начинать пора!

Косы и пики зловеще зазвенели в сильных руках. Потом настало минутное молчание, раздавались только удары кузнечных молотов. Будущие убийцы ждали, что скажет дид.

Дед думал, думал и спросил наконец:

— Чьи вы люди?

— Мы князя Еремы.

— А кого же вы будете резать?

Мужики переглянулись.

— Его? — спросил дед.

— Нэ здержимо!

— Ой, не здержите, дитки, не здержите! Бывал я в Лубнах и сам видал князя: страшный он! Как крикнет — лес дрожит, топнет ногой — яр выроет. Его и король боится, и гетманы слушаются. А войска у него больше, чем у хана и султана. Не одолеете, дитки, не сдержите! Не вы его, а он вас будет искать, А вы того еще не знаете, что все ляхи будут помогать ему. А и то знать надо, что лях, — все равно что сабля.

Наступило глубокое молчание; дед снова забренчал на торбане и, подняв лицо к месяцу, продолжал:

— Идет князь, а за ним столько войска, сколько звезд на небе и былинок в степи. Летит перед ним ветер, воет… А знаете, дитки, почему воет? Над вашей долей стонет! Летит перед ним смерть и звенит косою. А знаете, отчего она звенит? Она добирается до вашей шеи!

— Господи помилуй! — раздались тихие, испуганные голоса. И снова послышались только удары молотов.

— Кто здесь княжий комиссар? — спросил дед.

— Пан Гдешинский.

— А где же он?

— Убежал.

— А отчего убежал?

— Услышал, что куют для нас косы и пики, испугался, да и убежал.

— Это плохо! Он донесет на вас князю.

— Что же ты, дид, каркаешь как ворон, — сказал старый мужик. — Мы верим, что на панов уже пришла черная година и не будет их больше ни на русском, ни на татарском берегу; не будет ни князей, ни панов, а только будут вольные люди — казаки, не будет ни чинша, ни сухомельщины, ни провозного и не будет жидов; так сказано и в Христовой грамоте, про которую ты сам говорил нам. А Хмель могуч, как и сам князь.

— Дай ему, Боже, здоровья! — сказал дед. — Тяжка наша мужицкая доля. А прежде было не так.

— Еще бы! Теперь чья вся эта земля? Князя. Чья степь? Князя. Чей лес? Князя. Чьи стада скота? Князя. А прежде был лес — Божий, степь — Божья; кто первый пришел, тот и взял и никому не платил. А теперь все панов и князей.

— Правда ваша, дитки, — сказал дед, — но я вам скажу, что вы с князем не справитесь; а кто хочет резать панов, тот пусть не остается здесь, а бежит к Хмелю, и то сейчас или завтра, потому что князь уже в пути. Если Гдешинский уговорит его идти на Демьяновку, то он не пощадит вас, а всех перережет, — так лучше бегите к Хмелю. Чем больше будет вас там, тем легче будет Хмелю справиться с князем; тяжелый труд ждет его. Много выслано против него гетманских, коронных и княжеских войск. Ступайте, детки, помогать Хмелю и запорожцам: они, бедняги, не выдержат, а ведь они бьются с панами за вашу свободу. Ступайте, тогда и от князя убережетесь, и Хмелю поможете.

— Вже правду каже! — послышались голоса в толпе.

— Хорошо говорит!

— Мудрый дид!

— Так ты видел, что князь уже в пути?

— Видать не видал, но в Броварках слышал, что он вышел уже из Лубен; он все сжигает и вырезает на пути, а где найдет хоть одну пику, то оставляет только небо да землю…

— Господи помилуй!

— А где нам искать Хмеля?

— Я затем и пришел сюда, чтобы сказать вам, где надо искать его. Идите, детки, в Золотоношу, а оттуда в Трахтымиров, и там Хмель будет уж ждать вас, туда соберутся со всех деревень, усадьб и хуторов; туда придут и татары, иначе князь не даст вам и ходить по земле.

— А ты, батьку, пойдешь с нами?

— Пойти не пойду, потому старые ноги земля не носит. А вы заложите мне телегу, я поеду с вами. А перед Золотоношей сойду и сам посмотрю, нет ли там княжеских солдат; коли есть, то минуем Золотоношу и прямо в Трахтымиров проедем: там уж казацкий край. А теперь дайте мне к моему мальчику чего поесть, а то мы совсем голодны. Двинемся завтра утром, а по дороге я вам спою о Потоцком и о князе Ереме. О, злые они, львы! Много прольется крови на Украине, небо багровеет, а месяц словно в крови плавает. Молите, детки, Бога, чтобы он сжалился над нами, недолго уж нам всем осталось жить и ходить на белом свете. Я слышал тоже, что из могил встают упыри и жалобно воют.

Страх овладел мужиками, и они невольно стали оглядываться, креститься и перешептываться. Наконец, один из них крикнул:

— В Золотоношу!

— В Золотоношу! — повторили все, словно там ждало их спасение.

— В Трахтымиров!

— На погибель ляхам и панам!

Вдруг вперед выступил какой-то молодой казак и, потрясая пикой, крикнул:

— Батьки! Коли завтра мы идем на Золотоношу, то сегодня можем пойти на комиссарский двор!

— На комиссарский двор, — крикнуло сразу несколько голосов. — Сжечь и забрать добро!

— Нет, детки, не идите на комиссарский двор и не жгите его, а то вам же будет плохо. Ведь князь, может быть, уже близко, — увидит зарево, придет, и тогда горе вам! Лучше покормите нас и покажите, где переночевать. Сидите лучше тихо да не гуляйте по пасекам.

— Правда, а ты, Максим, дурень!

— Иди ко мне, батьку, на хлеб и соль и на чарку меду, а потом ляжешь спать на сене, — сказал старый мужик, обращаясь к деду.