Уго Фонте - Дегустатор

Пять лет назад мой друг, у которого я гостил в Барге, деревушке на севере Тосканы, познакомил меня со своим соседом Джанкарло Тула (имя я изменил). Коренастый, располневший, с копной нечесаных седых волос и полной золотых зубов пастью, Джанкарло родился в семье цыган-акробатов в Болгарии. Он хвастался, что они объездили весь мир и дважды выступали в шоу Эда Салливана. Как-то раз, рекламируя будущее представление на манеже 69-й улицы, Джанкарло прошел по канату над Уолл-стрит с завязанными глазами на высоте тридцатого этажа. Но вскоре после этого, мучимый зубной болью, упал и сломал ногу в трех местах.

Он начал снимать порнографические фильмы, женился на актрисе со студии Энди Уорхола и стал отцом. В конце семидесятых вернулся в Европу (а может, его туда вернули) и обосновался в Париже, занимаясь тем же низкопробным бизнесом. Снова женился — и благодаря своей второй жене, с которой позже развелся, увлекся коллекционированием антиквариата.

Сейчас он страдал от эмфиземы, и за ним ухаживала симпатичная блондиночка Берта из Австрии. (Как подобные типы умудряются обворожить хорошеньких блондинок — это выше моего понимания!) Я пил с ним граппу, а он травил мне байки из своей жизни, одну невероятнее другой: как-де он с бывшим премьер-министром Канады Пьером Трюдо ходил на Кубе по приемам и вечеринкам, загорал на юге Франции с Миком Джаггером и шлялся по борделям Бангкока с шейхом из Саудовской Аравии.

Мой друг сказал Джанкарло, что я тоже интересуюсь раритетами. Тот сразу же заявил, что у него есть одна вещица, которая меня наверняка заинтригует. Я ответил, что не прочь на нее взглянуть. Тут он начал мяться и жаться: это, мол, единственная по-настоящему ценная вещь, которая у него осталась, ему нужно посоветоваться с адвокатом, и прочая, и прочая. Приняв его рассказ за очередную небылицу, я не стал настаивать. Кроме того, его бахвальство меня изрядно утомило, так что я вообще не собирался более с ним встречаться.

В тот день, когда я хотел возвращаться в Штаты, нас разбудила Берта и сказала, что Джанкарло испарился в ночи. Мы немедленно пошли с ней. В доме все было перевернуто вверх дном: Берта искала деньги, которые обещал ей Джанкарло, но так и не нашла. Она хотела отдать мне «вещицу», о которой говорил беглец: старую потрепанную рукопись. Зная Джанкарло, я решил, что это наверняка подделка, однако взял ее с собой.

Я показал рукопись экспертам в Нью-Йорке и сотрудникам музея Гетти в Лос-Анджелесе. К моему изумлению, они заверили меня, что манускрипт подлинный, и даже предложили его продать. Я отказался, решив перевести рукопись сам. Я изучал итальянский язык и жил некоторое время в Италии, так что в течение следующих четырех лет потихоньку занимался переводом.

Поскольку действие книги в основном происходит в городе Корсоли, расположенном на границе трех провинций — Тосканы, Умбрии и Марша, я несколько раз ездил туда в надежде найти его следы. Однако, судя по архивным записям, в конце семнадцатого века город был стерт с лица земли в результате землетрясений, а его обломки, очевидно, растаскали жители окрестных деревень.

Год назад я закончил перевод. Я старался как можно точнее передать дух подлинника, слегка модернизировав для современного читателя некоторые фразы и синтаксис, и хотя какие-то страницы были утеряны, а другие напрочь испорчены, надеюсь, что своей цели я достиг, причем довольно успешно. Насколько мне известно, это единственная уцелевшая рукопись, принадлежащая перу Уго ди Фонте.

Переводчик Питер Элблинг

Долгие годы после того, как повесилась моя мать, я жалел, что был тогда слишком мал и слаб и не смог ей помешать. Увы, мне оставалось лишь беспомощно смотреть, пока она не затихла.

Накануне мы праздновали день святого Антония и до отвала наелись свинины с капустой и бобами, полакомившись на десерт полентой с орехами. Наелись, как говорится, от пуза — и все потому, что в нашей долине уже несколько недель свирепствовала чума, сражая кого ни попадя. Никто из нас не знал, доживет ли он до утра.

Вечером мы с мамой стояли, глядя на вершину холма, где отец с моим старшим братом Витторе устроили фейерверк. Я предпочел остаться с матерью. Мне нравилось, когда она чесала мне голову и обнимала, приговаривая: «Мой маленький принц!» А кроме того, этот подонок Витторе приложил меня в тот день башкой о дерево, и она до сих пор болела.

Было темно и безлунно, но я слышал зычный голос отца, выкрикивавшего команды. Ветер трепал зажженные огоньки, как человек, который дразнит собаку, пытаясь вырвать зажатую у нее в зубах палку. Когда петарды взлетели в воздух, я мельком увидел муравьиные фигурки людей, стоящих на вершине холмов. Неожиданно один из огненных шаров упал на землю и покатился, подпрыгивая на ухабах, по склону. Он крутился все быстрее и быстрее, сминая кусты и натыкаясь на деревья, так что казалось, будто им управляет сам дьявол.

— Матерь Божья! — воскликнула мама. — Он сожрет нас живьем!

Она схватила меня за руку и потащила в дом. Через пару секунд горящее колесо прокатилось как раз по тому месту, где мы стояли, и в самой середине я увидел обрамленный языками пламени лик Смерти, глядящей прямо на нас. А потом оно скрылось внизу, оставив за собой след из выжженной листвы и травы.

— Мария! Уго! Вы целы? — крикнул отец. — Вас не задело? Отвечайте же!

— Stupido! [1] Дурак! — Здесь и далее, если не оговорено специально, даны переводы с итальянского языка. — заорала мама, выбежав из дома. — Ты чуть не убил нас! Ce uno bambino qui [2] Здесь же ребенок! . Чтоб дьявол насрал на твою могилу!

— Я малость промахнулся! — крикнул в ответ отец, вызвав в толпе взрывы смеха.

Мама продолжала осыпать его проклятиями, пока у нее не иссяк запас ругательств. Говорят, я пошел в нее, поскольку язык у меня острее бритвы. Потом она повернулась ко мне и сказала:

— Я устала. Мне надо прилечь.

Когда отец приплелся домой — глуповато улыбаясь, из-за чего его орлиный нос еще ближе прижался к острому подбородку, — у мамы под мышками выросли шишки размером с куриное яйцо. Глаза глубоко запали, зубы торчали наружу, и все, что я любил в ней, таяло на глазах, так что я сжал ее руку покрепче, чтобы она не исчезла совсем.

К восходу солнца Смерть уже ждала у дверей. Отец сидел на полу возле кровати, закрыв большими ладонями глаза и тихо плача.

— Вынеси меня на улицу, Висенте, — прошептала мама. — Давай-давай! И уведи ребят.

Я забрался на ореховое дерево у дома, оседлав увесистый сук. Отец положил мою бедную маму на землю и поставил рядом с ней чашку с полентой и воду. Витторе велел мне спуститься и идти с ним пасти овец.