Эдгар Доктороу - Марш

Какие два парня?

Братцы номер один и номер два. Родные сыновья моей мачехи. Джон Младший старшим был. А шкет, который помладше, всегда за ним таскался словно пришитый. Думаю, этот Джейми, не иначе, тоже где-нибудь тут, поблизости.

Это как?

Ну, если они служили вместе и Джон погиб, где тогда Джейми? Может, в плен попал?

Да что ты все о мачехе своей печешься?

Боюсь, как бы ее теперь и вовсе… на то, чтобы расстаться с жизнью, не повело.

Ты ж говорила, она бессердечная, к рабам без всякого сочувствия относилась.

Это конечно. Плевать ей было, когда он семьи разлучал, продавал всех в разные места — ну, то есть папаша мой. Не останавливала и когда плетьми кого-нибудь наказывал. Злобы, такой как в нем, чтобы орать, ногами топать, в ней не было, ей просто было без разницы. Лишь бы ее не трогали. Лишь бы на рояле своем играть, а там хоть трава не расти.

Ну вот, ей теперь и аукнулось.

Стивен Уолш, ты не мог бы помочь мне отыскать, где у нас тут пленных содержат?

Он только руками развел. Гос-споди боже мой! И что ты станешь делать, если найдешь его?

Не знаю.

Ты не устала? Я лично с ног падаю. Давай завалимся куда-нибудь поспать. А утром это все обговорим.

Взявшись за руки, они пошли к дому. Перл еще раз оглянулась на дорогу и могилу за нею. А ведь она сама себе наколдовала: ходила и ходила, тревожила мертвых, искала сына, вот и нашла его, — сказала Перл.

Еще до рассвета Перл разбудила его, и, вскарабкавшись без седла вдвоем на одного из фургонных мулов, они выехали на мокрую дорогу. Перл сидела сзади, обхватив Стивена Уолша поперек живота. Не спали одни лишь птицы: переливчато пели в болотах, шустро перепархивали через дорогу, такие быстрые, что не поймешь, какого они цвета. В Джорджии Перл узнавала птиц по их песням, но эти были какие-то все незнакомые. И пели не то чтобы мелодичнее, но как-то тише, вкрадчивее, что ли… Или здесь даже птицы знают, что за страшная штука война?

Хвост колонны обозов терялся вдали, простираясь, похоже, до бесконечности; фургон за фургоном стояли по всей дороге, а по обочинам, в соснах — бивуаки подразделений. На флангах заставы, там и сям котлы на кострах.

Ее руки крепко его обхватывали, через них Стивену передавалось ее доверие. А еще он чувствовал, как прижаты к его спине ее груди, как бьется ее сердце… Или это его сердце бьется? Час шел за часом, и это состояние их близости он принимал не думая — он им жил, жил ею, как будто Перл ведет его куда-то за руку. Само собой выходило так, что как-либо выразить ей свое чувство… нет, только не это, этим он лишь испугает ее, встревожит. И говорить ничего не надо — все и без слов понятно, и ясно, что она это тоже понимает. Понимает, но лишь до тех пор, пока об этом не говорится.

И ведь как он переменился! Куда девался его привычный скепсис. Никогда он до такой степени не открывался жизни, не жил настолько бездумно, простодушно, вопреки тому, какой обыденной стала в кочевом коловращении войны мысль о смерти. Вдруг, откуда ни возьмись, он обрел твердую уверенность, что выживет и что у них с Перл Джеймсон все еще впереди. Удивительным образом эта девочка стала главным в его жизни. Тем не менее они только общались, дружили. Он улыбнулся. Что ж тут поделаешь! Если она для тебя центр всего бытия, хочешь не хочешь, приходится приспосабливаться к ее желаниям, задвигая собственные понятия на дальние задворки сознания.

Мул топотал и топотал неспешной хлынцой, тьма начала редеть, и за деревьями затеялся шумок: люди и животные заворочались, и сами сосны, проявляясь из мрака, казалось, отнимали у ночи силу, втягивали ее в себя. Затем, как только верхушки деревьев осветились первыми лучами солнца, за поворотом дороги открылось чистое поле, и Стивен указал туда. И верно, такое ни с чем не спутаешь: лагерь пленных повстанцев. Здесь у солдат не было ни палаток, ни составленных в пирамидки винтовок, они лежали прямо на земле или сидели, обхватив руками колени, и столько подавленных и растерянных мужчин сразу Стивен не видывал в жизни. Впрочем, не совсем даже и мужчин: кутаясь в тряпки и остатки импровизированной формы, по большей части там коротали ночь просто мальчишки. Глядя на них, даже Стивен почувствовал себя стариком. Несколько столбов по периметру, рядом с которыми дежурили караульные, указывали на то, что разбежаться этому горе-воинству вряд ли позволят.

Стивен и Перл спешились, привязали мула рядом с дорогой и без лишних церемоний, нисколько не озаботившись тем, чтобы представляться или что-либо объяснять, пошли на поле к пленным. Караульные лениво на них поглядывали, зевая и добродушными кивками здороваясь. Если и был здесь начальник в офицерском чине, то все еще спал в большой каркасной палатке на том конце поля, что выходил к опушке соснового лесочка.

Столь поразительная юность большинства пленников подкрепила в Перл веру в то, что она на правильном пути. На расспросы мальчишки отвечали, что они воевали под началом у генерала Харди, который всячески досаждал Шерману еще со времени похода по Джорджии. Все поголовно вежливые, они отвечали Перл с непременным «да, мэм» или «нет, мэм». Бедные дрожащие щенята, — тихо сказала Перл Стивену, — они боятся собственной тени. Но это хорошо, что им вправили мозги, а то как бы они смирились с тем, что теперь работающим на их полях неграм придется платить, а то, глядишь, и черный фермер по соседству объявится!

А потом она конечно же нашла его — этого Джейми, братца номер два. Он был один, сжался в комок, поджав ноги и руки, и весь дрожал, несмотря на то, что сидел в полоске утреннего солнца, которое на его лице резко обозначило костлявые скулы, ввалившиеся щеки, шрамы на коже и грязь под носом; воспаленные глаза его были тусклы, а волосы, отросшие длиннее, чем ей запомнилось, были такими грязными, с засохшей в них глиной, что он и блондином-то больше не выглядел.

Братец номер два, — сказала Перл, — ну у тебя и вид! Смотреть страшно.

Он поднял на нее взгляд, не узнавая.

Пошли с нами. Давай-давай, вставай!

Чтобы заставить его что-то уяснить, и то массу сил затратили. Стивен подхватил его под мышки, поднял на ноги и, пока другие пленные, ничего не понимая, растерянно озирались, взял мальчишку за руку и повел к дороге. Но тут караульный остановил их — дескать, куды? эк о й прыткий! — а с противоположного конца поля уже ехал к ним на коне офицер, продирался сквозь толчею пленных, расступающихся перед ним направо и налево. Подъехал, спрыгнул с коня и пожелал узнать, что, собственно, происходит.

Стивен Уолш отдал честь. Он заметил, что офицер — лейтенант всего лишь — стоит без головного убора, наполовину расстегнутый и расхристанный, а из-под его форменной тужурки свисают помочи штанов. Охрана пленных — поприще не шибко-то облагораживающее. Сэр, — сказал Стивен, — у нас приказ Сарториуса, полковника медицинской службы, удалить из вашего лагеря заболевших пленных.